ЗНАК ВОПРОСА 1995 № 03

«Мастер и Маргарита» — вакхический роман: праздник в Ершалаиме, вакханалия в писательском ресторане, потрясающее зрелище в Варьете, бал и полночный ужин у Воланда, разгром гастронома и ресторана… И даже шествие литераторов за гробом Берлиоза у Александровского сада. Рене Менар — о вакханалиях позднего эллинизма: «Особенно роскошно и великолепно устраивались шествия в Александрии».

Маргарита: «Так это, стало быть, литераторы за гробом идут?» Р. Менар: «За колесницей шли писатели, поэты, музыканты, танцоры…»

«За гробом…» — намек на одно из имен Диониса — «Загрей». У Менара — клетки с птицами и медведи. То же самое — «бальные ухищрения Бегемота»: «Попугаи разлетелись, как я и предсказывал!» О медведях упоминают Воланд после бала и Пилат в разговоре с Иешуа.

И, наконец, театральная тема, излюбленная Булгаковым, прямо отсылает нас к театрализованным представлениям вакхических мистерий. Кульминация древнего зрелища — титаны, разрывающие на части веселого бога, заставляют его смотреть в зеркало. Сравните: образ разбитого зеркала у Булгакова! Уже упомянутый Мэнли П. Холл пишет о тайном — эзотерическом — значении этой сцены: «После того как Вакх посмотрелся в зеркало и последовал за своим отражением в материю, рациональная душа разбивается на фрагменты».

Осколки зеркала — человеческие души: «город с ломаным солнцем, сверкающим в тысячах окон…»

Две чаши выпивает Маргарита на балу, из черепа — кровь барона, ставшую вином, и чудодейственную прозрачную жидкость в лафитном стакане. Дважды выпивают и вина, присланного Воландом: одна чаша — беспамятство, обморок, смерть, вторая — жизнь: «Тут мастер поднялся, огляделся взором живым и светлым…»

Две чаши — атрибуты Диониса. Исследователь мифов Г. Кайзер пишет: «Душа, выпивая эту чашу, пьянеет, она забывает свое высокое божественное происхождение, желает только воплотиться в тело посредством рождения и идти по тому пути, который приведет ее к земному жилищу, но там, к счастью, находит она вторую чашу, чашу разума, выпив ее, душа может излечиться или отрезвиться от первого опьянения, и к ней тогда возвращается воспоминание о ее божественном происхождении, а вместе с ним и желание возвратиться в небесную обитель…»

Дионис — спаситель душ, проводник в «небесный дом».

«Смотри, вон впереди твой вечный дом, который тебе доли в награду. Я уже вижу венецианское окно и вьющийся виноград, он подымается к самой крыше…»

«Пейте, это моя кровь», — говорил Иисус. В христианской символогии вино — кровь Христа, виноградной лозы, а Бог-Отец — виноградарь. Следы древних мистерий легко обнаруживаются в христианстве: вино представляло Вакха, его Дух, Сокровенное Знание. И сам бал Воланда — не «черная месса», не обезьянье передразнивание церковных обрядов — как пытаются доказать многие булгаковеды. Эго — мистерия, посвящение Маргариты в тайны Духа. Бегемот: «Помилуйте, королева, — прохрипел он, — разве я позволил бы себе налить даме водки? Это чистый спирт!» «Спирт» — спирит, дух. Чистый Дух, животворящий тело: «Живое тепло потекло по ее животу, что-то мягко стукнуло в затылок, вернулись силы, будто она встала после долгого освежающего сна…»

В сцене с буфетчиком: «пахло ладаном и крепчайшими духами».

Святой Дух?.. В греческом оригинале Евангелия от Иоанна Он назван Утешителем. По-гречески — «Параклетоо. Коровьев — «клетчатый», «в клетчатой паре» — Булгаков не устает это повторять.

«Утешитель же, Дух Снятый, которого пошлет Отец во имя Мое, научит вас всему и напомнит все, что Я говорил вам».

У евангелиста Иоанна (Иван? Иоанн Воланд?) обещано пришествие Того, Кого в символике христианства обозначают птицей или двойной «S» — Sancta Spiritus. У Коровьева — «усики-перышки», а Воланд — «volans», «крылатый». Не «сатана» — Sancta!..

Или индусский Санат? Сын Брамы, один из «божественных девственников», принципиально отказавшихся размножаться? «Вы, конечно, человек девственный», — сказал мастер Ивану именно в том эпизоде, где впервые прозвучало слово «сатана». А разве не понятно: «Любая женщина в мире, могу вас уверить, мечтала бы об этом, — рожу Азазелло перекосило смешком, — но я разочарую вас, этого не будет». Булгаковский «сатана» — Санат? Абзацем ниже Иван «начал бормотать про какую-то поездку в санаторию…»

За непослушание Брама сбросил «сынов-девственников» на землю, обрек на бесконечное рождение в человеческом облике. И неудивительно, что «… нет ни одной восточной религии, — говорил Берлиоз, — в которой, как правило, непорочная дева не произвела бы на свет бога…»

«Боги, боги мои!» Спасители, мученики, победители чудищ, владыки времени, благодетели, проводники душ, учителя тайной мудрости… Боги удваиваются, утраиваются, удесятеряются — в разбитом зеркале мифов. Вселенское Варьете, бесконечный номер с переодеванием: «Как меняется облик всех летящих к своей цели!»

«Бог один, — ответил Иешуа…»

Сорвана вторая печать Воланда: «Один, один, я всегда один!»

Сквозь разноцветный флер мифов просвечивает нечто иное…