ЗНАК ВОПРОСА 1997 № 03

«Да что тут мудрствовать лукаво!» — восклицают одни. «Красота существует не сама по себе, не есть самостоятельное явление, а результат нашего сознательного суждения. Дерево само по себе ни красиво, ни безобразно: оно высоко или низко, голо или покрыто листвой, прямо или красиво, но все эти свойства не делают его ни красивым, ни некрасивым. Красивым дерево становится только в нашем представлении».

По-своему довольно резонно, особенно, если учесть, что прекрасное вызывает ощущения, похожие на те, которые рождает близость милого. Любовь же, как говорят наперебой пословицы самых разных народов мира, творит прекрасное в сердце любящего. Однако вопрос «Почему нечто нам приятно?» — остается.

Но тут неожиданно нам на помощь приходит независимый и отчаянно смелый мыслитель XVII века Б. Спиноза: «Ощущение прекрасного — результат несовершенства наших органов чувств». Как же так? Опять какой-нибудь философский подвох? Да ничего подобного! Все очень просто и, главное, так узнаваемо в обыденной жизни. «Красота, — рассуждает он, — есть не столько качество того объекта, который нами рассматривается, сколько эффект, имеющий место в том, кто рассматривает. Если бы наши глаза видели дальше или ближе, или если бы наша (психофизическая) конституция была иная, то, что теперь кажется нам красивым, показалось бы безобразным, а то, что теперь кажется безобразным, показалось бы красивым. Красивейшая рука, рассматриваемая в микроскоп, показалась бы ужасною. Многое из того, что издали кажется нам красивым, оказывается безобразным, когда мы рассматриваем это на близком расстоянии. Так что вещи, рассматриваемые сами по себе, не являются ни красивыми, ни безобразными».

Последнее не бесспорно. Но как тут не вспомнить еще раз уже упомянутую японскую пословицу о том, что любая женщина кажется красивой в темноте, под зонтиком и т. д., то есть, когда наше зрение притуплено.

Поскольку в России бумажные зонтики, в отличие от сникерсов, памперсов и прочая, пока не прижились, постольку и средства для притупления зрения традиционно используются несколько иные, что нашло отражение в своеобразном афоризме: «Не бывает некрасивых женщин, бывает мало водки».

Впрочем, зрительные иллюзии могут рождаться и без этого. Не зря же у нас есть выражение: «Смотреть на мир сквозь черные (или розовые) очки…» Любопытнейший пример того, какие фокусы могут проделать с симпатичными молодыми людьми дефекты зрения, мы встречаем в иронично-гротескном рассказе Эдгара По, повествующем, как один юноша, стеснявшийся носить очки, как-то раз в театре был поражен прелестями некой дамы: «Проживи я хоть тысячу лет, — восклицал герой рассказа, — мне не позабыть охватившего меня глубокого волнения. То была прекраснейшая из всех женщин, до сих пор виденных мною. Лицо ее было обращено к сцене, так что в первые несколько минут оставалось не видным, но фигура была божественной… Голова, видная мне только с затылка, могла соперничать с головой Психеи». Прелестнейшей выглядела рука, да и все прочее поражало воображение.

Плененный несказанной красотой новой Афродиты, молодой человек сделал все для того, чтобы сблизиться с нею. Но, о ужас! Когда в его руках оказался самый обычный лорнет, он увидел не грандиозную красавицу, а… покрытую румянами старуху. И это было немудрено. Ведь его пассии стукнуло 82 года! Перед нами замечательная, хотя и шутливая, иллюстрация высказываний Спинозы.

Что ж, согласимся с тем, что органы чувств могут нас подвести. Но при этом все равно не уйдем от вопроса о том, а что же, пусть иллюзорно, казалось нашему герою прекрасным? Что притягивает взоры, доставляет наслаждение самим своим видом, а то и заставляет учащенно биться сердце?

Обратимся снова к Чернышевскому. Этот, не слишком чтимый ныне, революционный демократ писал о своем видении прекрасного с такой прозрачной простотой, что трудно отказать себе в удовольствии процитировать его с максимальной полнотой. «То, что человеку кажется прекрасным, — размышлял Н. Г. Чернышевский, — должно быть чрезвычайно общим — ведь прекрасными нам кажутся существа и предметы, зачастую совершенно не похожие друг на друга». Так что же объединяет все то, что доставляет нам удовольствие, что нам мило?

«Самое общее из того, что мило человеку, и самое милое ему на свете, — жизнь; ближайшим образом такая жизнь, какую хотелось бы ему вести, какую любит он; потом и всякая жизнь, потому что все-таки лучше жить, чем не жить: все живое уже по самой природе своей ужасается погибели, небытия и любит жизнь. И кажется, что определение «прекрасное есть жизнь; прекрасно то существо, в котором видим мы жизнь такою, какова должна быть она по нашим понятиям; прекрасен тот предмет, который выказывает в себе жизнь или напоминает нам о жизни» — кажется, что это определение удовлетворительно объясняет все случаи, возбуждающие в нас чувство прекрасного».