ЗНАК ВОПРОСА 1997 № 03

Что это? Опять перепевы старого: «Любовь зла…»? Отчасти может быть, и так. Ведь ничто не ново под луной, особенно в любви, досконально изученной со времен Адама и Евы. Но здесь для нас важны иные акценты. Акценты, связанные не с умалением значения внешности, а с тем, одновременно и простым и очень сложным фактом, который многократно свидетельствует: сексуально притягательное не всегда совпадает с тем, что считается или даже кажется красивым самому влюбленному. Причем, к счастью для человечества, вызывать влечение могут внешне самые различные мужчины и женщины, иначе в струях любви купались бы только эталонно статные «красны девицы» и «добры молодцы».

Ни в коей мере не претендуя ни на оригинальность, ни на полноту ответа, не могу не заметить, что в основе всякого влечения (а не только «сексуального» в узком смысле этого слова) таится внутреннее, просвечивающее сквозь внешнее: энергетика личности, отражающаяся в блеске глаз, выражении лица, осанке, походке и массе других деталей, порой трудно выразимых словами.

Энергичность как таковая выражает и то, что относится к так называемой «сексуальной энергии» и т. д. Не касаюсь медицинских аспектов вопроса. Но, если взглянуть на него с позиций истории культуры, то увидим любопытнейшую вещь: могущественнейшие и воинственные боги — от античных Зевса и Марса и до индийских Рудры и Шивы были одновременно и воплощением, бьющей через край, сексуальной энергии. В мифах одно не отделялось от другого.

Конечно, красота лица и фигуры может и совпадать с внутренней силой человека, нести на себе отсветы его потенций. Может, и это мы видим неоднократно. Но такое совпадение не обязательно. Так, например, по некоторым данным (методику их получения не выяснял), в число наиболее «сексуальных» отечественных актеров входят, с одной стороны, такие, как Н. Черкасов в роли А. Невского, В. Тихонов в роли Штирлица, О. Янковский в роли барона Мюнхаузена — мужчины статные и видные. С другой — А. Джигарханян и В. Высоцкий.

Итак, если первое слагаемое влечения (а я ни в коей мере не претендую на всеобъемлющее перечисление всех слагаемых), — это «правильная» или «своеобычная» красота, о которой уже столько говорилось, то второе — энергия, способность к действию, сквозящая в облике человека. Отсюда и третье слагаемое — само действие: победы на рыцарских турнирах, умение взлететь на лихом коне к окошку, где сидит девица-краса, и свершение других подвигов, позволяющих продемонстрировать свою ловкость и удаль, а заодно (если потребуется) и спасти ту, чье сердце так хотелось бы покорить. По существу, огромная часть мировой литературы, особенно приключенческой, говорит именно об этом. Эстафету того же разговора подхватил и кинематограф.

Правда, дела, украшающие мужчину, могут быть не только героическими. Разве не притягательны успехи в науке и изящных искусствах? Конечно. И мир знает немало свидетельств магической, чарующей силы таланта. Однако… Тут есть один нюанс, тонко высвеченный в, казалось бы, простеньком детском фильме «Принцесса на горошине», поставленном по мотивам сказок Андерсена. В последней его части творцы прекрасного состязались друг с другом, дабы заполучить руку и сердце очаровательной принцессы. Какими только талантами они не блистали! Но… явился невесть откуда рыжий вояка-мужлан. Смел стальною перчаткою розу — плод изысканного искусства одного из претендентов, подхватил принцессу на руки — и спор был решен.

Следующее слагаемое влечения — чудинка, некая нестандартность, обращающая на себя внимание. Недаром (как уже говорилось) подростки, сами того не сознавая, часто чудят. Бывает и глупо, и некрасиво, и опасно. Но что поделаешь? Голос природы. Ведь иначе могут и не заметить. В этом ряду и прически-башни, и женские мушки прошлых веков, и серьги в юношеских ушах в веке нынешнем. И многое, многое, многое иное, о чем можно написать целую книгу.

Ну а пока хотелось бы обратить внимание на еще одно слагаемое влечения. Перебирая слова на ощупь, я сказал бы, что это уязвимость, потребность в чьей-то жалости и защите (обратная сторона подвига). Нежная, хрупкая девушка может быть привлекательна для мужчины не только потому, что у него «испорченный» вкус аристократа, но и потому, что она оттеняет его силу, помогает проявить мужские качества.

Но вот ведь что любопытно: уязвимость, потребность в жалости может обретать «сексуальную окраску» и в глазах женщины. Вспоминаю сочные, добротно написанные воспоминания старого революционера, упомянувшего курьезный, на его взгляд, случай с одним ссыльным. Однажды тот с особым пылом живописал хозяйке приютившего его дома пороки настоящего и необходимость революционной борьбы за лучшее будущее. Та слушала вроде бы внимательно и даже с сочувствием, но в тот самый момент, когда наш оратор уже втайне преисполнился гордостью за свое умение доступно говорить с народом, ладно сложенная женщина неожиданно подошла к постели, распахнула ее и сказала примерно так: «Ладно уж, иди ко мне. Пожалею».