Знак вурдалака

— Ниточка уже потянулась. Убрать стоит Волкова с пути. Рисковать нельзя.

— Убирать его сейчас нельзя, — сказала она. — Слишком у многих он на виду. Ранее надо было это делать. А ныне на него многие смотрят. И если его убрать, то многие заподозрят, что дело не завершено. Да и что он может нам сделать? Осталось всего два дня, и он нам уже не опасен.

— Два дня это много!

— Ничего он за два дня не сделает.

— Не верю я, что бросил Волков дело.

— И пусть не бросает! Не верит Волков в зелье Клеопатры-алхимика.

— Но Тарле верит!

— Ты же должен был убрать его с пути, Порфирий!

— Он должен был замерзнуть в сугробе на морозе. Все складывалось для нас удачно. Как все было рассчитано! До мелочей! Даже пистолет работы мастера Иоганна Кухенрейтера разорвался в его руке!

— Но он выжил! Она спасла его!

— Выжил. Я чувствую, что Тарле жив и здоров.

— Но его нет его в Москве.

— Прячется где-то мерзавец. И мне недосуг ныне его искать. Кто же мог знать, что девка спасет его? Нужно было добить его самому! Но как было бы хорошо, если бы он замерз в сугробе! Понадеялся я на преданность этой польской дряни!

— Твоя Ванда спасла чиновника. И, возможно, он уже отблагодарил её в постели.

— Я еще доберусь до неё.

— Будем надеяться, что Тарле просидит в той дыре, в которой прячется, еще больше дух дней. А нам этого хватит.

— Но и де Генин верит в зелье. А он наверняка в Москве. И с Волковым они заодно!

— Значит, ты не смог их поссорить? А я ведь помогала тебе.

— Иногда приятно играть с умным противником, каким является Волков. А порою долгая жизнь становится слишком скучной. Я могу тебе признаться, что за последний месяц волновался больше, чем за прошедшие десять лет. Заставил меня побегать Степан Андреевич.

— Главное, что кинжал теперь у нас…

Хроника событий: февраля, 2-го дня, года 1733 от Р.Х. Москва. Дом Волкова.

2 февраля Степан был разбужен рано утром.

Слуга доложил о приходе посетителя.

— В такую рань? — спросил Волков. — И кто пришел?

— Тот человек сказал, что ты, барин, захочешь его видеть.

— А имя?

— Он не сказал.

— Хорошо. Веди его в гостиную.

Степан оделся и вышел к гостю. Тот грелся у камина, протянув руки к огню.

— Кем имею честь? — спросил Волков.

Тот повернулся и Волков узнал Ивана Карловича Тарле.

— Иван Карлович?

— Я, Степан Андреевич!

Они обнялись.

— Я думал, тебя и в живых нет! Дурново-то вернулся. А тебя нет и нет. Он сказал, что потерял тебя во время нападения разбойного.

— Я скрывался до времени, Степан Андреевич. Думаю, что ныне ты станешь мне доверять? Ты ведь не верил мне. И я был у тебя на подозрении.

— Был, Иван Карлович. Каюсь в том.

— А чего каяться, Степан Андреевич? И я всего тебе не рассказал. Я ведь и правда прибыл сюда за Aurum potabile или за Водой жизни, Степан Андреевич. Много я Петербурге терся около княжны Марии Кантемир. И узнал, что сия Вода здесь в Москве.

— И не ты один, Иван Карлович. И де Генину Вода жизни занадобилась. Да только нет её.

— Не нашли, Степан Андреевич. А она существует. Ради неё и историю сию с вурдалаком придумали.

— Дело с вурдалаками завершено, Иван Карлович. Наш действительный статский советник Зотов дело завершил. Что скажешь, господин Тарле?

— Мне сие не удивительно, Степан Андреевич. От Зотова того и ждал. Ныне он в милости великой у самой государыни императрицы.

— Так всегда на Руси! — с горечью произнес Волков. — Кто понаглее, тот и побеждает в деле карьерном. Но как он дело провел? И Михаила Голицына под удар мастерски подставил. А опросные листы, что с пытки холопы говорили? На каждое слово есть свой лист. Знает, как дела в нашем сыскном ведомстве вести господин Зотов.

— Но ныне, после того, как Зотов заявил о раскрытии сего дела, мы с тобой, Степан Андреевич, можем дело завершить по-настоящему.

— Что? Ты про что, Иван Карлович?

— Дак Зотов дела не сделал. Только видимость одна.

— А ты поди и докажи сие, Иван Карлович. У Зотова следствие! У него листы опросные. У него заговор против государыни. У него имена тех, кто сей заговор замыслил. Скажи, пойди, что Михайло Голицын не виноват? Зотов тебе десяток бумаг представит, в коих писано, что де платит князь холопам золотом за то, чтобы порочили они имя государыни! А у нас с тобой что? Домыслы про Воду жизни или эликсир философов? Да что сие стоит против заговора Зотова?

— Ты погоди, Степан Андреевич. Я здесь придумал кое-что.

— Садись, Иван Карлович, в ногах правды нет.

Тарле сел на стул.

— Что с тобой случилось? Вначале расскажи. Ведь Зотов сказал, что и в живых тебя нет.

— Напали на нас, Степан Андреевич по пути в Архангельское.

— Дурново уже всем рассказал, как разбойники на вас набросились.

— Напали, Степан Андреевич. И меня тогда едва не упокоили.

Степан усмехнулся.

— Не сам ли Дурново сие и подстроил?

— Того знать не могу, Степан Андреевич. Но мой немецкий добрый пистоль работы матера Кухенрейтера разорвался в моей руке словно не в Германии, а в Тамбове сработан. Оглушило меня и выбросило в сугроб, но спасла меня одна девица.

— Что за девица, Иван Карлович?