Знак Зверя

Но в общем-то все оказалось не так уж плохо, как пророчила моя бедная мамочка. Обычная армейская рутина: строевая, физподготовка, огневая, подворотнички (ненавидел), рукопашка, полоса препятствий, кроссы, наряды. Но иногда казалось, что некие злодеи в офицерских погонах специально выдумывают самые разнообразные ужасы, лишь бы свести молодых бойцов в могилу.

А чего, например, стоит изобретение неизвестного садиста из продовольственной службы! Оказывается, солдата для поддержания боевого духа можно и нужно кормить таинственным порошком, разведенным кипятком. После долгих расспросов знающих людей я выяснил, что этот омерзительный порошок не что иное как высушенная и перетертая в пыль картошка. Право, очень экономно!

Но были и удовольствия, своеобразные и простые. Выклянчить у повара лишнюю пайку масла - это считалось высшим достижением изворотливости и армейской смекалки. Увильнуть от наряда, удачно затариться в ларьке - вот слагаемые нехитрого солдатского счастья.

Да, дела... Вот были времена, нравы и все этакое такое...

Я только было собрался сесть в машину, как за спиной раздался чей-то негромкий и уверенный голос, вроде бы даже чем-то знакомый:

- Слышь, друг! Тормозни...

Я вздрогнул и незаметно ухватился за теплую рукоятку пистолета...

Самое простое - взять человека в спину. И если я сейчас был под прицелом, но жив - убивать меня вряд ли собирались. Тем не менее я очень медленно повернулся, а увидев обладателя голоса, сразу обмяк и повеселел. Рыжий, старина Рыжий, как я его давно не видел! Мы тепло приветствовали друг друга, даже обнялись, профессионально незаметно обнаружив друг у друга оружие. Посыпались уместные для такого случая вопросы: "Ты как? Ты где? Как вообще?"

Его никто никогда не звал по имени. "Рыжий" - и все дела. Основная ударная сила банды, знавшая немеряный толк в использовании клюшек и утюгов, нынче приобрела отменно респектабельный вид: отличный костюм, огромный перстень на руке, в ней же неизменный атрибут "нового русского" - сотовый телефон.

Похоже на то, что Рыжий, в отличие от меня, оказался нa высоте, сумев отхватить преизрядный кусок Гошиного пирога. Но это его дело - преуспел так преуспел. А вот лично мое - выжить самому и уберечь Катю, мою Катю от возможных неприятностей.

Я не верю в случайность встреч с такого рода знакомыми, но все же позволил заманить себя под сень зонтика летней забегаловки.

Мой собеседник аппетитно уплетает мороженое, прожевывая слова пополам с холодной шоколадной сладостью:

- Тут слушок один проехал... Очень непонятный, но из очень компетентных источников.

- Что за слух?

Рыжий перестает жевать и мнется, не зная, как бы это поточнее выразиться. М-да... С речью у него всегда были проблемы.

Наконец он разрождается следующим тезисом:

- Да так... Ерунда какая-то. Что ты, дескать, не ты.

- Чего? - изумляюсь я. - Как это, я - не я?

- Да я и сам толком не въехал, - честно признается Рыжий. - Хаббард какой-то, еще какая-то ученая муть... Бред, короче. Но меня не это беспокоит, меня беспокоит источник этого бреда. Уж больно он серьезный. Очень даже...

- И что ты мне предлагаешь?

Рыжий как бы задумывается, хотя я прекрасно знаю, что он не умеет думать, ему давным-давно заготовили все его мысли:

- К Гоше тебе надо сгонять. В зону. Малость потолкуешь с ним, и всем все станет на свои места.

Ишь ты, к Гоше...

- Я так понимаю, мне уже назначены и место и день встречи?

- Ну типа да, - соглашается Рыжий и протягивает мне маленький клочок бумаги, так называемую "маляву", послание из зоны.

Текст: "Студент! Надо пообщаться. Безо всяких". Подтекст: безо всяких возражений. С моей стороны, естественно. Глава 8. "Студент"

"Студент". Это очкастое погоняло я получил в тот момент, когда Паритов узнал о моем незаконченном высшем.

А дело было так: еще шагая по вокзальному перрону, не по сезону новогодне украшенный дембельскими прибамбасами, я уже точно знал, что и как мне делать "на гражданке". Весь жизненный план настолько четко отпечатался у меня в обоих полушариях мозга, что я ни на секунду не сомневался в себе и своей удаче. Пропуск наверх у меня лежал в кармане, и в этом пропуске, рядом с моим фотографическим фейсом стандарта три на четыре, черным по белому значилось: "Воин-интернационалист".

Пропьянствовав неделю с друзьями и стремительно набежавшими на халяву родственниками, я собрал все свои документы, напялил парадку и направился в приемную комиссию экономического вуза.

Какого черта я решил поступать именно в этот институт? Наверное, чтобы доказать всем и себе, что мои корочки "афганца" пока кое-что значат.

В помещении приемной комиссии увлеченно сплетничали три симпатичные второкурсницы. Именно второкурсницы. Еще на подступах к институтскому крыльцу я успел разобраться в премудростях здешней иерархии. Первый курс - все равно что школьницы, стройные, худенькие зубрилки с романтическими искорками в глазах. Третий и выше - опытные матроны, сполна хлебнувшие всех прелестей общажной жизни. Второй - некий симбиоз первого и второго примеров, уже не девочки, но еще не прожженн ые институтские мегеры.