— Там кто-то приехал. Сначала я подумала, что родственники Клавдии одумались, но потом поняла, что это какие-то городские люди. Они разговаривают с матерью-настоятельницей в повелительном тоне, и Антония тут же бегает. И ты знаешь, что самое странное? Никого из послушниц или монахинь они не разбудили для помощи или встречи, как делается в таких случаях! — широко раскрыв глаза рассказывала Анастасия.
— А может, они боятся, что мы увидим мужчин, — предположила Диана.
Долго сидели девушки на чердаке и наблюдали за странными действиями незнакомцев, среди которых Диана узнала Дмитрия Богуна, и только когда увидели они, как незнакомцы погрузили тело Клавдии в карету, Диана поняла, что здесь действительно существует какая-то страшная тайна. Анастасия и Диана договорились вести себя тихо и незаметно, пока не придет письмо от Филиппа, а потом уже действовать, как он посоветует.
Диана в тот же день написала ему обо всем, что здесь увидела, и спрашивала, что же им делать?
Глава 15
— Что вам надо? — спросил Филипп незнакомца, остановившего его на пороге и державшего за руку.
— Ты не узнаешь меня? — тихо спросил тот.
— Нет. И не думаю, что мы когда-то были знакомы. Вам не стоит компрометировать себя знакомством с преступником, — сказал Филипп, разглядывая незнакомца.
Тот лишь странно улыбался, продолжая изучающе разглядывать Филиппа.
— Я бы сам с удовольствием оказался здесь, если бы знал, что встречу тебя, — проговорил незнакомец и приблизился к нему. У Филиппа от неожиданности остановилось дыхание и щеки стали пунцово-красными от внезапно пришедшей на ум догадки. Тут послышались голоса из лазарета, и он опрометью бросился в ту сторону.
«Боже! Ведь я где-то видел этого человека!» — думал Филипп. Он совершенно не слышал коллег, хваливших его за работу и советовавших что-то еще, стараясь побыстрее припомнить всех знакомых лекарей, знахарей, врачей. И тут до него дошло.
— Пестиков! — сказал он вслух. Он вспомнил того студента-медика, с которым познакомился в родном хуторе и который присылал ему книги из Новгорода. Филипп вспомнил также и письма Пестикова, тексты которых он легкомысленно воспринимал как слова искренней дружбы. Но как он изменился! Его когда-то чистое юношеское лицо превратилось в жалкое подобие мужского лица. Он был отвратителен, но мало кто замечал это. Филипп же разгадал его сразу.
— Что? Вы что-то сказали? Простите, я не расслышал? — обратился к нему старенький профессор из Московского эпидемиологического центра.
— Нет, нет! — Филипп успокоил бьющееся сердце и вперил взгляд в говорившего Аничкова Петра Давидовича, блестящего врача-хирурга и столь же блистательного оратора, но ничего не слышал. В палату лазарета вошел Пестиков и, взглянув на Филиппа, опять мерзко улыбнулся. Филипп знал, что в тюрьме сидят личности, подобные Пестикову. Их презирают, избивают и совершенно не признают за мужчин.
— Мужчина, любящий себе подобных, не может быть достойным членом общества, даже общества такого ограниченного, как наше! — сказал однажды Азиз.
«А если кто-нибудь узнает, что я любим мужчиной? Господи, что со мной будет? Но ведь мне-то он противен! Тем более, что я несу наказание за любовь к женщине! О, Боже, зачем ты послал мне его?» — думал Филипп, хотя знал, что Пестикову никоим образом не удастся его соблазнить.
«Никогда этому не бывать!» — сказал сам себе Филипп и немного успокоился. Он уже внимательно слушал Аничкова и даже записывал его дельные советы. Потом, когда все вышли из палаты лазарета, где лежал комендант, Филипп заметил, что Пестиков остался там.
«Наверное, коменданта соблазняет», — подумал Филипп и рассмеялся, представив эту картину.
В два часа, то есть после часового обеденного перерыва заключенных послали на работы. Филипп покинул стены тюрьмы и под конвоем поспешил на вырубку леса. Ему хотелось с кем-нибудь поделиться своей заботой, но здесь у него не было друзей, кроме покровителя Азиза, да и тот… Филипп не знал, как отреагирует Азиз на такое сообщение. После тяжелого трудового дня Филипп, совершенно обессиленный, вернулся в свою камеру и свалился на топчан. Через несколько минут его вырвали из сладких и таких желанных объятий сна.
— Филипп! Филипп! — подбежал к нему Лавр. — Тебя срочно к заместителю коменданта!
— Зачем? — спросил он.
— Не знаю! — и Лавр скрылся. В последнее время в тюрьме нередко вспыхивал тиф, и Филиппу часто приходилось много времени проводить в разных ее казематах, где он вместе с другими врачами оказывал помощь заболевшим. Тиф не щадил никого, врачи, надзиратели тоже заболевали, одного только Филиппа Бог спасал от этой заразы. И, наконец, общими усилиями ее удалось заглушить. Но тут комиссия! Филипп совершенно выматывался, но усталости не чувствовал, давили только рутинность и беспросветность бытия.
Он уже подходил к кабинету Аристарха Демидовича, как услышал голоса людей. Они говорили о нем, о Филиппе. Природная гордость не позволила ему подслушать, и он, постучавшись, вошел.
Взгляд, который кинул на него Пестиков, окатил Филиппа будто холодной водой. Тело покрылось мурашками.