Знахарь из будущего. Придворный лекарь царя

Оставшись наедине, Никита тщательно осмотрел инструменты. Из качественной стали, полированные, они были хорошим подспорьем в работе. И кофр удобен, для каждого инструмента свое гнездо. Для выездов и походной жизни – то, что надо.

А потом знатный люд пошел к Никите гурьбой. После стресса – ведь многие реально воевали, рисковали головой – да после многочисленных пиров с возлияниями обострились многие старые болезни или появились новые. Обратиться же в маленьком городе было не к кому. Царский «дохтур» недоступен и важен чрезвычайно, щеки надувает от гордости, а только и умеет, что кровь пускать. Оно, конечно, для гипертоников это бывает полезно, но не регулярно же. А при других болезнях сия процедура и вовсе вредна.

Никита предостерегал своих пациентов о вреде обильных возлияний и обжорства – но куда там! На его предостережения они отвечали:

– Смоленск сорок три года под Речью Посполитой был! Освободили наконец! И теперь сроду не отдадим! Как царя не прославлять?

И в самом деле: не квас же на пирах пить – не поймут. К тому же привычки враз не изменишь. «Веселие на Руси есть пити». Вот уж не в бровь, а в глаз.

Все враз и прекратилось. Занедужил царь Алексей Михайлович, стал маяться животом. «Дохтур» царский кровопускание по обычаю своему сделал, слабительное дал, резонно решив, что царь переел и ему требуется очистить кишечник. На день самодержцу лучше стало, а потом скрутило пуще прежнего.

Пиры прекратились. Попробуй кто из царедворцев вина попей да повеселись, когда царю неможется! Так можно и в опалу попасть, а за места теплые, за близость к трону бояре держались мертвой хваткой.

Возникло подозрение, что царя отравили, хотя кушанья с его стола ели все. А царь уж не встает, только стонет да охает.

Озабоченный Елагин пришел к Никите и уселся на лавку.

– Царь занедужил, – коротко бросил он.

Слухи о болезни царя до Никиты уже дошли.

– «Дохтур» иноземный ничем помочь не в силах.

Никита молчал, выжидая, чем кончится монолог Елагина. Он уже догадывался, чего хочет от него князь. А желает он, чтобы Никита царя вылечил. Но палка, как известно, о двух концах. Ежели Никите удастся царю помочь, Елагин в царских глазах поднимется, не исключено – новую должность при дворе получит. А если неудача? Тогда в лучшем случае – ссылка, а то и голову на плаху положить можно… Причем – обоим. О Никите и речи нет, это само собой. А кто предложил? Ах, князь Елагин? Не злоумыслитель ли? Надо попытать, узнать – не поляками ли подкуплен?

Никита все потаенные мысли Елагина понял, едва тот о болезни царя заговорил.

– Что думаешь? – спросил князь.

– Я больного не смотрел и пока ничего сказать не могу, – ответил Никита.

Князь надолго задумался. И сейчас, какое решение ни прими, решается не только судьба царская, но и судьба его, Елагина; само собой – и Никиты. Князь же был человеком осторожным, все тайные пружины, двигавшие царедворцами, знал. И сторонники у князя были, и противники. И сколько помнил князь, при дворе всегда две противоборствующие группировки были, боровшиеся за влияние на царя, за милости его, за подарки воистину царские. Одиночке возле трона не выжить, вмиг схарчат и не подавятся. Потому, случись непоправимое, не только себя князь обречет, но и Ордын-Нащокина, и многих других людей, видных и знатных.

Никита наблюдал за лицом князя. А Елагин то лоб морщил в раздумьях, то губами шевелил.

– С самодержцем поговорить? – спросил он.

– Утопающий за соломинку хватается – согласится царь. А если болезнь запущена, и я помочь не смогу? Хуже того – царь помрет?

– Тише ты! – Елагин испуганно повел глазами вокруг себя. Говорили-то они в чужой избе, где квартировал Никита. В соседней комнате возились дети.

– Ох, тяжело решение принять! Кто бы под-сказал?

Елагин посмотрел на иконы в красном углу, как будто бы Богородица могла что-то ему подсказать. Но князь был человеком рисковым, иначе бы он не пробился к трону, а сидел бы в своем уделе где-нибудь на Вологодчине. Он поднялся:

– Иду к Нащокину – что он решит. И ты со мной.

Князь явно хотел переложить часть ответственности на покровителя.

Они пошли к дому, который занимал Нащокин. О чем шел долгий разговор, Никита не слышал – Елагин беседовал с Нащокиным наедине.

Однако вышел князь хмурый. Видно, побоялся Нащокин решать сей щекотливый вопрос.

Они постояли немного возле дома, потом князь вдруг махнул рукой:

– Была не была! Бог не выдаст – свинья не съест! Идем!

Под жилье царя и его слуг был освобожден каменный двухэтажный дом, лучший в Вязьме.

Елагина охрана пропустила в покои, а Никита остался в коридоре. Стрельцы косились на него, но он явился с князем, и потому не гнали.

В доме было тихо. Какое веселье, когда царь болен?

Елагина не было долго. Потом он выглянул из дверей, призывно махнув Никите рукой.

Никита шел за Елагиным по длинному коридору, и почти у каждой двери стояли стрельцы с бердышами. Бдили.

Никита волновался. Сейчас он увидит самодержца, и не на гравюре старинной, а вживую. А еще сильнее он волновался из-за того, что его обуревали сомнения: сумеет ли поставить правильный диагноз, сможет ли помочь?