Знахарь

— Это поэзия, удивительно прекрасная поэзия… Стихи. Но французские.

— Французские?..

— Да, дядя. Их написал Мюссе.

Знахарь повернул книгу к себе, наклонился над ней, и Марысе показалось, что он старается читать, даже губы его шевелились. Но через минуту он выпрямился.

Лицо его стало бледным, а глаза заволокло туманом.

— Что с тобой, дядя Антоний? — спросила удивленная и испуганная Марыся.

— Ничего, ничего… — он покачал головой и сжал виски руками.

— Сядь, дядя, — она выбежала из-за прилавка и подвинула знахарю стул, — сегодня нестерпимая жара: наверное, поэтому тебе стало плохо.

— Нет, не волнуйся, девочка. Все прошло.

— Слава Богу. А то я уж испугалась… А книгу послушай, пожалуйста. Какой красивый язык! Я думаю, что его прелесть особенно хорошо передается в стихах.

Она перевернула несколько страничек и начала читать. Но если бы хоть на мгновение Марыся оторвала глаза от книги, то тотчас же увидела бы, что с Антонием что-то происходит. А она читала для себя, упиваясь плавностью и звучностью строф, легкостью ритма и трогательным содержанием, чувствами поэта, плачущего над отчаянием двух сердец, неумолимо разделенных слепым капризом судьбы и охваченных слабеющим светом мечты, которая стала их единственным утешением и смыслом существования.

Закончив читать, она подняла голову и увидела прикованные к ней, но в то же время отсутствующие глаза знахаря.

— Что с вами? — вскочила она.

И в это время Марыся услышала, как он повторил, повторил с абсолютной точностью последнюю строфу. Она не могла ошибиться, хотя он говорил хриплым шепотом, очень тихо.

Пан… пан… — начала она, но Антоний с напряжением, словно пытаясь что-то вспомнить, пробормотал:

— Да… слепой каприз судьбы… Как дерево, вырванное с корнем… Что это… что это… Он встал и покачнулся.

— Боже правый! Дядя Антоний! Дядя! — воскликнула она.

— Темнеет в глазах, кружится голова, — ответил знахарь, тяжело дыша. Кажется, я схожу с ума… Что это за лошади там едут?.. Зачем я сюда пришел?.. За табаком… Скажи мне что-нибудь, прошу тебя… Говори со мной…

Марыся интуитивно почувствовала, что ему нужно. Она начала быстро говорить, что лошади идут из деревни, наверное, пани Германович приехала за покупками или оплатить панихиду по мужу, что она каждый месяц оплачивает панихиду, что… Она говорила все, что приходило в голову и одновременно держала знахаря за его большие натруженные руки.

Он постепенно успокаивался, хотя все еще тяжело дышал. Марыся принесла ему стакан воды, и он его с жадностью осушил. Потом она спустилась в подвал за табаком и упаковала его, а поскольку время уже приближалось к семи, она решила, что не отпустит его одного.

— Посидите, пожалуйста, у меня еще немножко, пока закроется магазин, и я провожу вас, дядя. Хорошо?

— Зачем же, девочка, я сам пойду.

— Ну, а если мне хочется прогуляться?

Хорошо, — согласился он.

— А может быть вы закурите?.. Я сделаю.

— Закурю, — кивнул головой знахарь.

Когда они были уже на шоссе, к нему вернулись силы и душевное равновесие.

— Со мной случается такое. Наверное, что-то в мозгу. Уже давно, очень давно я не испытывал такого.

— Даст Бог, больше не повторится, — улыбнулась она приветливо. — Это, наверное, солнце.

— Нет, дорогая девочка! Это не от солнца.

— А тогда от чего же?

Он долго молчал и, наконец, тяжело вздохнув, ответил:

— Сам не знаю.

А через минуту добавил:

— Ты только не спрашивай меня об этом, потому что, как только начну думать, напрягать память, все может повториться снова.

— Хорошо, дядя Антоний. Мы будем говорить о чем-нибудь другом.

— Нет-нет, не надо, девочка. Возвращайся. Слишком большой кусок дороги для твоих маленьких ножек.

— Да что там, они совсем немаленькие. Но если вы хотите остаться один, то я вернусь.

Остановившись, он улыбнулся, осторожно привлек ее к себе и нежно поцеловал в лоб.

— Пусть Бог вознаградит тебя, девочка, — сказал тихо и пошел.

Марыся повернула в сторону городка. Неожиданный жест и поцелуй этого человека не были для нее чем-то неприятным, он не оскорбил ее, а, напротив, успокоил после недавних переживаний. Еще отчетливее она почувствовала, что в этом старом знахаре нашла существо с золотым и близким ей сердцем. Да она была уверена в том, что никто на свете не проявлял к ней столько доброты и милосердия, как он, и, случись с ней какое-нибудь несчастье, он один не откажет ей в помощи.

Но поняла она еще и то, что этот душевный и добрый человек сам нуждается в помощи, что на него обрушилось какое-то большое несчастье и в его душе происходит непонятная и таинственная борьба.

Приступ болезни, свидетелем которого она стала в магазине, подсказывал тысячи фантастических предположений. Если подходить серьезно, то ни одно из них не выдерживало критики. Но Марысе казалось, что Антоний Косиба, знахарь с мельницы, весьма загадочная и романтическая фигура. Она видела в нем то князя, скрывающего под сермягой свое достоинство, то несчастного, случайно или в порыве гнева свершившего преступление и в искупление своей вины обрекшего себя на бедность, скитания и служение людям.