— Возможно, с ним произошло что-нибудь неприятное? — забеспокоилась она и тотчас отругала себя за неуместное беспокойство: — По какому праву и зачем я об этом переживаю?
В конце концов, ею овладела апатия. Она уже не вскакивала при звуке мотора или цоканья копыт и старалась вообще ничего этого не слышать.
И когда были потеряны остатки надежды, произошло вот что.
Двадцать четвертого июня с утра в магазине было много народу, как всегда в день именин ксендза: все покупали поздравительные письма — школьники, дети из приюта и другие. Только около девяти часов покупатели разошлись и у нее появилось время спуститься в подвал за табачными изделиями, чтобы хоть несколько пачек положить в витрину. Она взяла их в подол халатика и по крутой лесенке поднялась наверх. Повернулась — и сердце, казалось, остановилось: в двух шагах от нее стоял Лешек.
Она не помнила, вскрикнула ли, уронила ли на пол пачки сигарет. Марыся почувствовала, как Вселенная обрушилась на нее и вращается с невообразимой скоростью, увлекая ее за собой. Наверное, она упала бы, не держи ее Лешек в своих объятиях.
Сколько раз потом она пыталась минута за минутой, мгновение за мгновением воскресить в памяти то удивительное, поглотившее ее состояние, и не могла. Помнила только пронзительный, как бы гневный взгляд его черных глаз, а потом почти мучительные объятия и беспорядочный поток слов, которые будоражили ее и пьянили, хотя смысла их она в тот момент не улавливала.
Кто-то вошел в магазин, и они отскочили друг от друга, так и не успев справиться со своими чувствами.
Покупатель, наверное, подумал, что она угорела и потеряла всякую ориентацию, потому что Марыся долго не могла понять, что ему нужно. Наконец, клиент вышел с пакетом под мышкой, и тогда она рассмеялась:
— Совсем одурела! Что я давала ему вместо канцелярской бумаги! Боже! Посмотрите!
Она показывала разложенные на прилавке товары и смеялась, смеялась, не в силах сдержать радостный смех. Что-то в ней трепетало, возвращалось к жизни, новое, прекрасное, светлое, окрыленное, как большая белая птица.
Чинский стоял неподвижно, с восторгом всматриваясь в нее. Когда-то в телеграмме он написал, что считает ее самой красивой девушкой… Но сейчас она была такой красивой, какой он ее еще никогда не видел.
— Хороши же вы! — говорила она. — Столько раз приезжать и ни разу не зайти ко мне! Я думала, что вы обиделись.
— Обиделся? Но вы шутите! Я ненавидел вас!
— За что?
— За то, что не мог забыть вас, панна Марыся. За то, что ни отдыхать, ни работать не мог.
— И поэтому, проезжая возле магазина, отворачивались в другую сторону?
— Да! Именно поэтому. Я знал, что не нравлюсь вам, что вы пренебрегаете мною… Ни одна женщина еще не поступила так. Поэтому я дал себе слово, что никогда больше не встречусь с вами.
— В таком случае вы совершили два нехороших поступка: сначала дав слово, а потом не сдержав.
Чинский покачал головой.
— Панна Марыся, вы бы не осуждали меня, если бы знали, что такое тоска.
— Почему это? — возмутилась она. — Почему я не могу знать, что такое тоска? Возможно, с этим я знакома больше вас.
— Нет! — махнул он рукой. — Это невозможно. У вас нет ни малейшего представления об этом чувстве. Можете ли вы себе представить, что иногда мне казалось, будто я схожу с ума?.. Да! Схожу с ума!.. Вы не верите мне? Тогда взгляните.
Он достал из кармана тонкую розовую книжечку.
— Вы знаете, что это?
— Нет.
— Это билет на корабль в Бразилию. За 15 минут до отплытия я забрал свои вещи с судна и вместо Бразилии приехал в Людвиково. Не смог, просто не смог! А дальше началась пытка! Я старался сдержать данное себе слово, но не смог не приезжать в Радолишки. Я не имел права искать встречи с вами, но она могла произойти случайно. Правда?.. Тогда я не нарушил бы слова.
Марыся вдруг стала серьезной.
— Я думаю, что вы поступили плохо, очень плохо, не сдержав данного себе обещания.
— Почему? — возмутился он.
— Потому что… вы были правы, не желая больше видеть меня.
— Я был идиотом! — воскликнул он.
— Нет, вы были благоразумны. Для нас обоих… Ведь это не имеет никакого смысла.
— Ах, вот как? Вы действительно презираете меня настолько, что даже не хотите видеть?
Она посмотрела ему прямо в глаза.
— Нет-нет! Я буду совершенно искренней. Я тоже тосковала, очень тосковала без вас…
— Марысенька! — он протянул к ней руки. Она покачала головой.
— Сейчас… сейчас я скажу все. Подождите, пожалуйста. Я очень тосковала. Мне было очень плохо… Так плохо. Даже… плакала.
— Моя единственная! Сокровище мое!
— Но, — продолжала она, — я поняла, что быстрее забуду вас, если мы не будем видеться. К чему может привести наше знакомство?.. Вы же достаточно благоразумны, чтобы понимать все лучше меня.