Знахарь

— Вовсе нет, — возразил он. — Никакой опасности не было.

Доктору от негодования кровь ударила в лицо.

— Как это?! А что же вы сами тогда говорили?

— Ничего не говорил.

— Это ложь!

Знахарь промолчал.

— Это не имеет значения, — вмешался сержант. — Так или иначе, пан Косиба, вы за это в ответе, хотя я должен вам пояснить, что ваша вина невелика, поскольку нет пострадавшего. Никто не пострадал из-за нарушения паном закона, напротив, пациенту была спасена жизнь. Но серьезнее обстоит дело по следующему вопросу: с помощью каких инструментов пан провел операцию?

— Разве это не все равно?

— Нет. Потому что пан доктор Павлицкий заявляет, будто вы присвоили его инструменты.

— Не присвоили, а украли, — жестко подчеркнул доктор.

— Значит, украли, — повторил сержант. — Вы признаете это, пан Косиба?

Знахарь молчал, опустив голову.

— Пан комендант! — заявил доктор. — Приступайте к обыску. Саквояж, видимо, здесь или спрятан в хозяйственных помещениях.

— Извините, пан доктор, — предупредил полицейский, — но прошу не диктовать, что я должен делать. Это мое дело.

Сержант сделал паузу и снова обратился к знахарю:

— Вы признаетесь?

— Да, — кивнул головой знахарь после минутного колебания.

— Зачем вы это сделали?.. Хотели нажиться или потому, что без этих инструментов вы не смогли бы спасти пострадавшую?

— Это не вопрос, — возмутился доктор Павлицкий. — Это подсказка! Если бы инструменты нужны были ему только для операции, то он бы уже вернул их.

— Эти инструменты у вас? — спросил полицейский.

— У меня.

— И вы возвратите их добровольно?

— Верну.

— Где они?

— Сейчас принесу.

Он медленно прошел мимо них, открыл дверь. В окно они видели его высокую ссутулившуюся фигуру. В избе никто не произнес ни слова. Спустя несколько минут Косиба вернулся с саквояжем.

— Это ваше? — обратился сержант к доктору.

— Да, это мой саквояж.

Может быть, пан доктор проверит, все ли на месте?

Павлицкий открыл саквояж и мельком проверил содержимое.

— Кажется, все на месте.

«Кажется» — это не ответ, — командным тоном произнес сержант Земек. — Прошу дать четкий ответ или назвать предметы, которые исчезли.

— Все на месте, — поправился доктор.

— Значит, составим протокол.

Земек вынул из портфеля бумаги и приступил к составлению протокола. В избе воцарилась тишина.

Доктор Павлицкий был достаточно сообразительным, чтобы почувствовать неприязнь, с какой относились к нему все присутствующие, не исключая молчавшего полицейского. Имели ли они право осуждать его? Ему не в чем было себя упрекнуть. Он поступал в соответствии со своей совестью, так, как диктовал ему гражданский долг, а также долг врача. Если же, выполняя свой долг, он одновременно избавлялся от конкурента, то и тут он не чувствовал за собой вины. Бороться за существование не возбраняется, а он к тому же борется легальными средствами. Закон и общественная мораль на его стороне. Даже не будь он врачом и не отбивай этот знахарь его пациентов, то и тогда он хотел бы обезвредить этого человека.

Общество заботится о здоровье своих граждан. Чтобы стать врачом, требуются долгие годы учебы, кропотливой практики, опыт и соблюдение медицинской этики. В то же время какой-то темный мужик плюет на эти законы. Если ему удалось провести несколько операций, это еще ничего не значит. В тысяче других случаев он может оказаться убийцей. Тогда во имя чего доктор медицины, который затратил на свое образование большие деньги и многие годы жизни, должен добровольно отказываться от принадлежащих ему прав, безразлично наблюдать за вредной и опасной деятельностью какого-то крестьянина, живя при этом впроголодь?

Во имя чего?

Чтобы его подвергли осуждению праведные, но неинтеллигентные люди?.. Но, как интеллигент, как единственный здесь человек с высшим образованием, он должен их научить, должен объяснить, что поступает справедливо и правильно, ибо знахарское ремесло представляет опасность для общества, что законы нужно соблюдать, а воровство всегда остается воровством, независимо от причин, толкнувших на преступление. Цивилизованное общество и все сознательные граждане обязаны придерживаться общепринятого порядка.

Разумеется, в поведении Косибы найдется достаточно оснований для смягчения приговора. Но пусть это решает суд…

Нет, доктора Павлицкого не мучили угрызения совести.

Врожденное высокомерие не позволяло ему снизойти до оправдания своих поступков перед этими людьми. Какой смысл метать бисер перед свиньями?

Он молча стоял, подняв голову и сжав губы, делая вид, что не замечает недоброжелательных взглядов.

Сержант Земек закончил писать протокол, прочитал, присутствующие подписали.

— Вы еще должны подписаться о невыезде, — обратился он к Косибе, — вот здесь. Вам нельзя выезжать, не поставив об этом в известность полицию.

— Как это? — удивился доктор. — Вы не арестуете его?

— Не вижу причины, — пожал плечами сержант.

— Воровство же доказано?

— И что из этого?.. Арестовывают в том случае, если есть опасения, что обвиняемый сбежит, а я уверен, что он никуда не денется.

— Ваша уверенность может оказаться ошибочной.