Знахарь

— За это уж я несу ответственность, пан доктор. Я направляю дело на судебное расследование. Может быть, судья прикажет арестовать пана Косибу, если вы будете настаивать. Но я сомневаюсь. После приговора его посадят. Конечно, в том случае, если он будет осужден. Ну, здесь у нас больше нет вопросов. До свидания, пан Косиба! Будь здорова, панна Марыся!

Они вышли, и скоро стук колес брички известил об их отъезде.

Знахарь неподвижно стоял у дверей. Когда он повернулся, то увидел Марысю, по щекам которой текли слезы.

— Что с тобой, голубка моя, что с тобой? — забеспокоился он.

— Дорогой дядя Антоний, сколько неприятностей у тебя и все из-за меня!

— Успокойся, голубка, не плачь. Какие это неприятности, ничего мне не будет.

— Если тебя посадят в тюрьму, я, наверное, умру от отчаяния!

— Не посадят, не посадят! А если бы и посадили, так что? Корона у меня с головы не упадет.

— Не говори так, дядя. Это была бы страшная несправедливость.

— Хорошая моя, на свете больше кривды, чем правды. А здесь, по правде говоря, я заслужил наказание: украл, ничего не попишешь.

— Чтобы спасти меня!

— Так-то оно так, но воровство и есть воровство. Другое дело, что я не сожалею о содеянном. У меня не было другого выхода. Но тут не о чем говорить, даже сержант будет меня защищать.

— Только этот плохой человек, этот доктор…

— А плохой ли он, голубка? Не знаю, плохой ли. Жесткий — да, а за это никого обвинять нельзя. Характер такой. Может, никто к нему с добрым сердцем не подошел, вот и его сердце ожесточилось. А еще помни, что ему тяжело смириться с поражением. Ведь он уже махнул на тебя рукой, а я с Божьей помощью спас тебя, голубка. Я специально не говорил раньше, как ты была плоха. Больным нельзя говорить таких вещей: они переживают, и это мешает выздоровлению.

— Чем я отблагодарю тебя, дядя Антоний, за твою доброту, за твой труд?

Она сложила руки и глазами полными слез посмотрела на него. А знахарь грустно улыбнулся и сказал:

— Чем?.. Полюби меня немножко.

— Полюбить? — произнесла она дрожащим голосом. — Но я тебя, дядя, так люблю, как любила только маму!

— Бог отблагодарит тебя, голубка моя, — ответил он срывающимся голосом.

Глава XV

Суд над Зеноном Войдылой проходил в середине октября в Вильно. В Радолишках узнали об этом только на следующий день после вынесения приговора, так как из-за чистосердечного признания осужденного никаких свидетелей в суд не вызывали, кроме пострадавших, которые по состоянию здоровья предстать перед судом не могли.

И если газеты раздули вокруг этого процесса большую шумиху, то только потому, что подсудимый сам попросил вынести ему самый суровый приговор. Однако суд, усмотрев в поведении Зенона искреннее раскаяние и найдя многие другие смягчающие обстоятельства, а также убедившись в искреннем желании осужденного исправиться, приговорил его лишь к двум годам заключения.

Эту новость на мельницу принес Василь, который ездил в Вильно по делам отца и, воспользовавшись случаем, присутствовал на суде. От него же Марыся узнала, что молодого Чинского на процессе не было, так как он находился на лечении за границей. Точное место его пребывания за границей Василь назвать не мог — не запомнил, хотя и услышал в зале суда какое-то чужеземное название.

Марыся подумывала, не попросить ли его или кого другого разузнать адрес Лешека. В Людвикове этот адрес наверняка знали не только его родители. Однако она боялась, что может накликать на себя новые неприятности, и решила терпеливо ждать письма.

Решать было легко, но вот где найти силы для терпения? Проходили неделя за неделей, а Лешек не писал. В голову приходили самые грустные и мрачные мысли, угасала надежда.

А тем временем здоровье Марыси улучшалось с каждым днем. Уже давно она самостоятельно сидела на кровати, и в начале ноября знахарь разрешил ей встать. Послеоперационные раны почти зажили. От сильных ссадин на ногах и руках остались едва заметные шрамы; к Марысе постепенно возвращались силы. На следующий день после того, как Антоний разрешил ей встать, она начала наводить порядок в хозяйстве знахаря. Спустя неделю изба и альков выглядели совсем по-другому.

— Не мучайся, голубка моя, — пытался остудить ее пыл знахарь. — Зачем это все?..

— Разве сейчас здесь не чище и не приятнее, дядя Антоний?

— Жалко твоих сил.

Собственно, на наведение порядка, чистку и мойку уходило немного времени. Осенние холода снова добавили знахарю пациентов. Бывали дни, когда съезжалось по тридцать и больше человек. Все знали о том, что Антония Косибу вызвали в суд, который состоится в Вильно. Говорили, что его посадят, поэтому надо было спешить к нему за советом.

Сам Антоний тоже думал, что его осудят, и хотел приготовить к этому Марысю, но она возмущалась и убеждала его, что об этом не может даже быть и речи.

— Я выступаю в качестве свидетеля, которому ты спас жизнь. Разве этого недостаточно?

Знахарь и сам отчасти рассчитывал на это, равно как и на многих других своих пациентов, которые охотно согласились быть его свидетелями.