Знахарка

Когда-то он мог слышать его. Иногда - их. Голоса разные - диковинные, не похожие на людские. И говорили-то всегда на наречии странном, которое не повторить, но лишь разуметь можно. И Слуга, будучи слышащим, понимал говор небожителей. Нес в мир слово святое.

И руны читать умел. Судьбу человеческую по ним распознавал, хотя и знал: не любит того Пряха-матка. Не для таких, как он, ручнички судьбоносные расшивает.

Подворовывал, как тот рыжий хлопец, которого он нынче ночью ворожебником сделал. Но все больше - гадал. На выставах крупных обитался, в городах великих, где люду - тьма. И всегда найдется тот, кто отдаст алтын за развлечение. Особенно если развлечение то - не дурость вовсе.

А это понимали вскоре все, кто подходил к провидцу Путяте.

И молва о нем шла, а горстки алтынов в карманах росли. Видно, так и встретились они с Чародейкой. Неспроста та встреча состоялась, как теперь понимал он. А дальше...

Разве возможно противиться любви, впервые по-настоящему сердце тронувшей. Когда-то он думал, что нельзя...

Когда-то, да только не сейчас. Колдунья заглушила в нем дар небожителей. Только может ли смертная лишить того, что дали сами боги?

Слуга прислушался, пытаясь разобрать хоть слово. О, если бы он снова мог слышать!

Но Госпожа болезненно сжала руку, заставляя ту снова онеметь. Напомнила ему о том, кем была. Смертной? Нет! Но и не божиней...

Глаза того испуганно опустились к ладони и в ужасе расширилась.

Узорная изморозь побежала дальше, вот-вот достигая плеча. И рука снова опустилась - безвольная, лишенная жизни.

- Ты больше не услышишь Его, понял? И имя свое не вспомнишь!

И он обреченно кивнул.

Глава 3.

Пронзительно кричал ворон, созывая сородичей на пир.

- Кар-рр! Кра-аа! Кар-рр! Кра-аа! Кар...

Тонкая короткая стрела - не чета здешним - оборвала надоедливый крик жадной птицы. Слетятся еще? Пусть! Лишь бы молчали!

Запах гари, казалось, пропитал гиблое место. Он витал в воздухе, забирался в ноздри, небольшими хлопьями оседал на снег.

Нестерпимо хотелось снова ощутить сладкий аромат тонких лепешек, что старая Айша пекла на широком камне. Щедро сдобренные медом и россыпью кедровых орешков, они всегда нравились детям. В Шатровом Городе подчас поднималась резвая беготня шустрых ножек - каждый спешил угоститься лакомством.

Нельзя думать о доме. Не время еще!

Высокий статный мужчина задумчиво стоял посреди выжженного села. Медвежью шкуру, что покрывала его плечи, окрасило в сизый цвет. И темные волосы, ниспадавшие до самых плеч, гляделись седыми от гари. Только кожа его гляделась еще темнее, измазанная кровью да сажей. И лишь по ней, да по короткой изогнутой сабле можно было догадаться, что стоящий - степняк.

Несколько домов еще тлели, остальные же давно превратились в угли. За время странствия по Земле Лесов он думал, что привык к вони гари, но сегодня его мутило.

Так много павших. С обеих сторон. Только селян многим больше.

И кровь. Повсюду.

Этот терпкий сладковато-соленый запах разбередил старые видения, не раз терзавшие его в забытой жизни. И ведь они уже было оставили его, но нет!

Где-то сбоку вспыхнула солома, спрятанная под крышей добротной избы. И эта вспышка оглушила воина.

Крики. Чьи?

Степняк не понимал. Был ли он здесь, или сознание уносило его в те видения, от которых он едва спасся?

С треском обрушилась небольшая пристройка, осыпая воина снопом искр. Боль полыхнула яркой зарницей, приведя его в чувство.

А ведь боль всегда была его спутником. Хранителем, не допускающим главного - забытья. Нет, тело больше не чувствовало страданий. Но дух... помнил и чтил, как чтят предков. Ведь когда-то и эта боль стала предтечей воина. Она схоронила того, другого юношу, которым он был когда-то. И породила нового.

Он смахнул осевшую на ворот широкой рубахи сажу и принял протянутую фляжку с водой:

- Знаешь, Ашан, - сказал тот, что остановился рядом, - ты ведь всегда можешь вернуться. Отец бы желал этого, да и я всегда видел тебя рядом с собой. Степняки ждут твоего слова как моего, и не мне сказывать, как преданны.

Говоривший глядел на Ашана узкими глазами, в которых тот видел свое отражение. Почерневшая под солнцем Степи, кожа казалась еще одним пятном сажи среди свежего снега, выпавшего накануне. Кожей он походил на Элбарса, да только сердцем - никак.

- Нет, брат, - закачал он головой, - клятва прозвучала. Огнедержец слышал ее, значит, помнит. Гнева богов побойся...

И он сжал предплечье Элбарса:

- Пойдем, брат. Нам бы до Белограда к ночи добраться. За ним Белое Княжество падет.