Знахарка

Но нет! Такие, как он, не выслеживают добычу. Голод внутри требует крови, только эта кровь берется как дань в войне, в честном бою. Принявший проклятье - не зверь, но личина зверя.

Волк вздыбил шерсть. Жестким частоколом она встала по хребту, предупреждая рысь об опасности. Только та не повела и ухом. Показалось, усмехнулась. Может ли быть такое?

Ашан зарычал.

Он твердо стоял на лапах, и был готов в любую минуту обернуться орлом. Да только так скакуна ему все равно не спасти. Значит, придется драться.

Рысь прыгнула молниеносно. Так скоро, что проклятый едва успел уйти в сторону.

В воздухе запахло кровью, и сладкий запах на мгновение померк. Ашан с удивлением глянул под лапы. Несколько багровых капель оросили снежный холмик, в который он приземлился. Значит, тварь задела когтями.

И ярость поднялась волной.

Затмила человечьи чувства. Укрыла душу проклятого от ран.

А перед рысью встал настоящий зверь.

И схватка началась.

Когти рвали мясо и мех с такой силой, что лапы болели. Хрустнула кость - кажется, сломано ребро. Да только рысь все так же стоит на ногах. Потешается. Движется вокруг степняка, на ходу заращивая раны.

Ашан впервые видел такое.

И тут вспомнились рассказы купцов да слова Унислава:

"Собираешься на Камнеград? Тогда я спокоен. Моя смерть искупится твоею. В Камнеграде тебя встретит другое зло".

И воин понял: вот оно.

Он рванул в сторону, чтобы уйти от удара, но не успел.

В глазах до боли зарябило, и теплая кровь потекла на переднюю лапу. Бок продран. И, кажется, слышен свист. Если задето легкое - недолго ему осталось. Кто ж найдет проклятого в лесу в такую метель? И что станется с его братьями? Да и живы ли они еще?

Он бросился на рысь в последний раз - и снова оказался в проигрыше.

Ашан впервые упал перед врагом. И впервые за столько зим понял: перед ним - то, что побороть он не в силах.

А рысь двигалась кругом, нанося длинные раны, отрывая плоть от ребер.

Играла. Пробовала алый напой на вкус. И снова потешалась.

Видя обессиленного воина, уютно устроилась у его морды, и, дождавшись, пока тот перекинется в человека, лизнула кровь с лица в последний раз.

Ашан ждал, что противник обернется. Так поступил бы он. Кровавая дань оплачена, и перед кончиной он заслужил знать, с чем столкнулся. Да только рыси неведомы законы степняков.

Она не стала добивать проклятого.

Легко, словно и не было этого боя, забралась на дерево. И ускользнула в темный полог вечера, забрав с собою вьюгу и метель. А вокруг него стало звеняще тихо.

И Ашан закрыл глаза.

Нужно всего лишь дать себе уснуть.

Вспомнить запах очага в степи, вкус пресной лепешки. Нет, лучше кислинку лесного хлеба. И не степь, а воеводство, которое почти забыл. Выжженное. И батьку. Не того, что родил, другого - с бородою. И матерей. Приемную, и ту, вкус молока на губах которой хранил до сих пор.

Ашан плотно сомкнул веки и стал ждать.

Он мог бы кликнуть Симаргла, да не было сил. А ждать уж больно холодно. Только это ничего. Как придет к матке, вложит тонкие ладошки той в свои, и мигом согреется.

Поцелует застывшие губы, и станет жить с нею. Уж давно пора. Негоже проклятому долго средь людей обитать. Да и брату станет легче. Только бы встретить Здебора, коль тот мертв.

И Ашан попытался вспомнить родича. Память поплыла грязной рябью, заискрилась. Не желала сдаваться, но то ведь смерть. Перед ней все отступает. И проклятье отступило вместе с болью.

Брат был не чета ему. Высокий, светлолицый. Не то, что он сейчас.

И глаза - голубые. А у самого-то черные, как ночь. Мамкина кровь.

И Ашан взвыл. Не по-волчьи, а горько. Так, как умеют выть лишь люди.

То ему казалось, что взвыл. Да только Яра услышала легкий вздох. Услышала и бросилась к мужчине.

Ашан не видел - чувствовал теплые руки. И мех кожуха под собой. Казалось, помнил, как тянут его куда-то. Только куда?

Может, это Симаргл принял образ девицы, чтоб Ашан не сопротивлялся? Может, понял, что тот изголодался по стройному телу и мягким губам, да и надумал поскорей его увести в Лес?

Степняк собрался было сказать, что и так согласен уйти. Только губы не слушались. Заледенели. И крови утекло много.

Пусть сам решает. Уж недолго осталось.

И Ашан будто бы провалился во тьму.

Он то выныривал на свет божий, то снова падал во мрак. И чудилось, будто уж тепло ему, будто кто-то шепчет ласковые слова, причиняя боль. Только боль эта - целебная. И раны закрывает, кровь затворяя в теле. И душу лечит, стирая слова проклятья.

Воин попытался дернуться, только вышло жалко. Сил не осталось.

И вдруг вспомнилось ему то, что давно уж сокрылось в клубке памяти.

Воспоминание, унесенное проклятьем, которое он уж и не надеялся вернуть.

***

Крайя не помнила, чтоб так злилась на внучку: ценнее той у нее не было. А оттого и с яростью совладать не могла.

- За козой пошла?! - Она металась по избе подобно раненому зверю. Понимала, что пугает Яру. Да только как иначе? И сказала ведь той об опасности. И дурной девке бы послушать, а она... - А ведь не нашла животины, дура! И что с того? Станем жить как жили!