Знаки и чудеса

В основе этого исследования лежало очень простое соображение. Томсен сказал себе: из одного ряда знаков XYX, иначе — из группы знаков, в которой два одинаковых знака разделены еще одним, отличным знаком, или X должен передавать согласней звук и тогда Y — гласный, или, наоборот, Y — согласный и тогда X — гласный. Он провел тщательное сравнение подобных рядов знаков и достиг на этом пути первой цели — нашел гласные в знаках  и . Правда, не все было определено правильно; так, вначале он принимал  о/ū за ö/ü, а настоящее ö/ü, то есть  — за ā. Сразу верно он определил  i, однако потребовалось преодолеть целую цепь заблуждений, прежде чем был найден четвертый гласный в знаке  —а/ä.

Но пока не было еще железных доказательств верности выводов, и сомнения относительно безупречности установленных равенств — безусловно, основательные сомнения — не покидали ученого.

Чтобы добыть эти доказательства, Томсен прибег к одному из самых излюбленных и испытанных приемов, которым! пользовались при всех дешифровках. Он приступил к поискам собственных имен, причем тех из них, которые были засвидетельствованы, хотя и в китайской передаче, китайскими надписями памятников.

Следовало ожидать, что собственные имена как замкнутые группы знаков (на словоразделитель в виде двоеточия обратили внимание еще открыватели надписей) или будут встречаться в тексте особенно часто, или смогут быть выделены каким-либо другим способом, например по их месту в тексте — в начале нового отрывка.

Датскому исследователю не пришлось долго заниматься поисками. Прежде всего в глаза ему бросилась группа , довольно часто встречавшаяся в обеих орхонских надписях. Отправным пунктом исследования являлся здесь последний, четвёртый, знак группы (как раз крайний слева, поскольку направление письма — справа налево), . Томсен был убежден в том, что его фонетическое значение i. Частота, с которой встречалась эта группа знаков, и ее место, а также наличие конечного звука i толкнули Томсена на довольно смелый шаг. Он заключил, что перед ним эпитет, служащий для украшения княжеского титула, то есть слово, известное монгольскому языку и всем тюркским диалектам и означающее «небо» или «бог». При этом на основе всех ранее проведенных рассуждений и выводов, сделанных в связи с исследованием числа знаков алфавита, он допускал, что гласный мог быть подавлен и заглушен. Он идентифицировал, таким образом, группу , то есть со словом tangri (как его следует читать) «небо», «бог».

Для начала это равенство могло быть принято лишь как гипотеза, не больше; и поиски собственных имен продолжались. Особое взимание Томсена привлекла другая группа знаков  — она несколько раз повторялась на камне I, но совершенно отсутствовала на камне II. В чем же тут дело? Решение было только одно: по-видимому, группа скрывала имя того князя, которому и был посвящен этот памятник. В китайском тексте, как уже упомянуто, этот князь зовется Кюэ-те-гинь; во второй части имени еще ранее опознали тюркское «тегин», «принц», первую же часть довольно безосновательно и самым различным образом пытались объяснись голландский китаист Шлегель и после него целый ряд других исследователей. Томсен подошел к вопросу иначе. Он имел в виду, что китайский язык не знает среди конечных слоговых звуков звука l и просто опускает его при передаче чужеземных слов. Он сопоставил всю группу  со словом Kül-tegin «принц Кюль»; это чтение подтверждалось не только китайской традицией, но и обоими знаками —  (t перед или после е, i, ä, ö, ü) и (i, l), которые Томсен открыл еще в слове . То же самое следствие, вытекающее из факта отсутствия конечного слогового l в китайском, привело и к определению наиболее часто встречающейся группы знаков на камне II — китайское Би-кя совпало с , «Бильге», «мудрый».

Выводы Томсена приобрели уже довольно высокую степень доказательности, однако оставались и уязвимые места; tangri было построено комбинаторным методом, оба же имени покоились на сопоставлении с китайскими формами. Но вот четвертая группа знаков сразу поставила ученого выше всяких сомнений; это было слово , чрезвычайно часто встречавшееся на обоих орхонских памятниках. Три знака из четырех, составлявших это слово, Томсен уже знал — да и мы теперь знаем. Это знаки (мы читаем справа налево)  = t (из tangri и Kül-tegin),  = ü (из Kül-tegin) и  = r (из tangri). Но, стало быть, слово читается t-ü-r? А ведь это не могло значить ничего иного, кроме «тюрк»! Тем самым был получен второй знак для к , но это даже не главное. Главное заключалось в том, что был опознан язык надписей, причем опознан в полном соответствии с требованиями исторических предпосылок, подтверждаемых и собственными именами китайского текста: это был язык народа, который китайцы называли ту-кюэ, чистый тюркский диалект; намного более древний, чем все известные до того тюркские языки!