Знаки и чудеса

Следует отметить в качестве некоторого недочета книги Добльхофера, что в ней не упоминается об интереснейшей попытке исследователя Ольцши найти для самого пространного из известных нам этрусских текстов, для так называемой пелены из Загреба, параллельные италийские тексты. Этот важнейший письменный памятник был предположительно истолкован как собрание молитв к различным божествам, имена которых в них упоминаются. За каждой из молитв следует небольшой, казалось, отличный от молитвы текст. Подобное же сочетание молитв к различным божествам пантеона с последующим небольшим самостоятельным текстом засвидетельствовано в двух италийских памятниках — умбрском и латинском. В них следующие за молитвами тексты содержат указания, связанные с правилами ритуала жертвоприношения, а поэтому есть основание предположить, что и на загребской пелене тексты, сопровождающие молитвы, имеют отношение к предписаниям жертвенного ритуала. Толкование Ольцши свидетельствует о том, что «ему, по-видимому, все-таки удалось открыть новый путь проникновения в этот труднодоступный язык»[18].

Конечно, до подлинного понимания этрусских надписей еще далеко, и этрусская письменность пока должна быть причислена к тем письменным системам, которые ждут, подобно письменности древних городов долины Инда, своего толкователя или дешифровщика. К сожалению, Добльхофер, рассказывая о попытках расшифровать письмо этих городов, почти не коснулся дешифровки, предложенной Б. Грозным в 1939 году. Это тем более прискорбно, что Добльхофер, ничего не говоря о содержании работы великого чешского ученого, весьма пренебрежительно относится к его выводам[19].

Оценивая труд Э. Добльхофера, надлежит подчеркнуть его любовное отношение к высокоодаренным исследователям, которые посвятили свою жизнь раскрытию тайн забытых в течение тысячелетий письмен и тем самым расширили наши знания об истории цивилизации человечества. В простом и талантливом изложении автора выступают во всей конкретности герои его книги, открывшие новые миры, начиная с Жана-Франсуа Шампольона и кончая Майклом Вентрисом. Читатель переживает и муки и радости творчества исследователей, которые смело шли неизведанными путями.

Добльхофер сумел отразить и неудержимый энтузиазм юного ученого Георга Гротефенда, проложившего путь в необъятный мир клинописных текстов, и неиссякаемую энергию престарелого Арчибалда Сейса, неутомимого исследователя в области дешифровки и толкования письменных источников Малой Азии и смежных с ней областей.

С особой любовью описывает автор короткую, но насыщенную трудовыми подвигами жизнь знаменитого английского ассириолога Джорджа Смита, который принимал участие в дешифровке кипрской письменности. Джордж Смит, в юности бывший простым гравером, стал ведущим ученым благодаря выдающейся одаренности и величайшему трудолюбию.

Думается, увлекательная и живо написанная книга» Добльхофера будет с интересом встречена читателями.

Акад. В. СТРУВЕ

I КОЕ-ЧТО О ПИСЬМЕННОСТИ Вместо введения

Благословен тот, кто выдумал письмо.

Благочестивое изречение древних индийцев, по Жанр Полю

Речь организует и упорядочивает мир. Слово — ее божественная искра — вот что с самого начала неизмеримо возвысило человека над прочими творениями в этом- мире. Пользуясь словом, он призвал ближних разделить его собственные мысли и чувства и повел их к сплочению в общество. И все же, вестью разносясь на большие расстояния и передаваясь поколениям, слово, уже канонизованное, оставалось ограниченным узкими рамками как в пространстве, так и во времени. Ведь и весть и канон были отданы на произвол передатчиков, и ничто не могло гарантировать надежное сохранение некогда сказанного слова. Это было достигнуто лишь тогда, когда человек изобрел письмо»[20].

Письменность никак нельзя относить к древнейшим изобретениям. Это скорее одно из нововведений, имеющих значение величайшего культурного переворота, когда-либо произведенного человечеством. Письменность будет существовать и далее, хотя иной поверхностный наблюдатель, пожалуй, решит, что документальное кино и телевизор, магнитофон и радио в значительной степени могут ее исключить, что современная тенденция перехода от слова написанного, от умственного восприятия и обработки к слову высказанному, к простому накоплению слуховых и зрительных раздражений будет оспаривать у письменности ее господствующую в течение тысячелетий роль и даже в один прекрасный день ее вытеснит.