О нем, человеке древнего Двуречья, не будут на этот раз рассказывать ни гимны, обращенные к богам, ни песнь о сотворении мира, ни эпос о Гильгамеше. Нет, мы возьмем два отрывка — из так называемого вавилонского Экклезиаста и еще одного поучения. Два голоса прозвучат для нас вновь: один — скорбный и преисполненный горечи, другой — успокаивающий и в то же время возвышенный; так живо и выразительно доносятся до нас эти раздавшиеся в седую старину голоса, отзвук древнейшего разлада в человеческой душе. Унылому тону («все — суета и тлен») человека, обиженного судьбой, противостоит благочестивый призыв к правдивости и богобоязненности, своей строгой нравственностью и ясным языком напоминающий о духе, которым проникнуты изречения Ветхого завета.
Сетует страдалец из Вавилона:
«…Что же плачу я, о боги? Ничему не учатся люди.
Итак, внемли, друг мой, заучи мой совет,
Сбереги это превосходное выражение речи моей!
Высоко ценят слово знатного, который учил убивать;
Унижают слабого, а нет у него грехов;
Свидетельствуют в пользу злого, привилегия которого —
святотатство;
Изгоняют правдивого, который ищет совета у бога.
Наполняют благородным металлом того, имя кого —
грабитель;
Отторгают от дохода того, пропитание которого скудно.
Вручают власть победоносному, сходка у которого —
злодеяние;
Слабого унижают, бьют несильного.
Вот и меня, ослабевшего, преследует благородный».
Ут-напиштим, наоборот, призывает в своем- поучении:
«Не клевещи, говори прекрасное!
Не говори зло, хорошее вещай!
У того, кто клевещет, говорит зло,
В отплату за это потребует бог солнца головы его.
Не открывай рот твой широко, зубы свои придержи!
Слова внутренностей твоих высказывай не сразу!
Если ты теперь говоришь быстро, захочешь потом взять
[слова свои] обратно
И научить молчанию должен ты ум свой и строгости.
Ежедневно почитай бога твоего
Жертвой, молитвой и правильным благовонием!
К богу твоему можешь ты иметь склонность сердца.
Это то, что подобает богу.
Богобоязненность создает благополучие,
Жертва продлевает жизнь,
А молитва отпускает грехи.
Кто боится богов, того не презирает бог его».
V
КЛИН И РИСУНОК В СТРАНЕ ХАТТИ
Объяснение языка хеттских клинописных табличек и дешифровка хеттских иероглифических надписей
Таинственно,
Как в дымке золотой,
В лучах шагающего солнца,
Выросшая на глазах,
Благоухая тысячей вершин,
Цвела Азия…
Вероятно, ни одна тайна не казалась столь непроницаемой, как эта.
История объяснения языка хеттских клинописных текстов и дешифровки хеттского иероглифического письма, как, впрочем, и объяснения языка, на котором составлены эти иероглифические тексты, отличалась от истории объяснения и дешифровки египетской письменности и клинописи по крайней мере одной особенностью.
Сведения о египтянах дошли до нас, пройдя сквозь тысячелетия; греческая литература и драма воздвигли вечный памятник персам; но хеттов как народ пришлось открывать заново!
Не то чтобы даже и имя их кануло в вечность и окончательно изгладилось из памяти человечества: его сохранила для нас книга книг, сокровищница самых разнообразных сведений — Библия; этот народ: хеты, хеттеяне — правда лишь вскользь, упомянут там в нескольких местах.
Во всяком случае одно место в Библии должно заставить нас насторожиться. Мы имеем в виду описание смерти и похорон Сарры (Бытие, 23, I и сл.):