Знаки и чудеса

Она образует завершающую часть известной стелы с законами вавилонского царя Хаммурапи (1728–1686 гг. до и. э.); эта стела — базальтовый монолит высотой около двух с половиной метров, на котором высечен кодекс примерно из трехсот параграфов, составленный на аккадском языке и предназначенный для применения в основанном Хаммурапи огромном царстве, включавшем всю Вавилонию и Ассирию. Кодекс рассматривает в значительной степени вопросы уголовного и гражданского права и заканчивается словами:

«Если же этот человек не будет чтить мои слова, написанные на моей стеле, пренебрежет моим проклятием, не побоится проклятия богов, отменит судебные решения, что я решал, исказит мои слова, изменит мои предначертания, выскоблит мое написанное имя и впишет свое, или из страха перед этими проклятиями подучит другого, то…»[75].

Следующая фраза дается нами параллельно с аккадским текстом:

[76]

«У того, — продолжает надпись, — да отнимет Ану, великий отец богов, славу его царского имени, да разломает скипетр его и да проклянет его судьбу».

Именно здесь Форрер подцепил на крючок свою добычу. Ведь приведенное предложение содержит слово «царь» и два других титула. Из них титул «царь» и «правитель страны» были, однако, уже известны в виде идеограммы хеттско-го иероглифического письма.

Верный своей гипотезе о параллелизме восточных формул проклятия, Форрер приступил к поискам подобным же образом составленного предложения в рисуночных хеттских надписях. При этом он натолкнулся на предложение:

А за ним стояло главное предложение; у Хаммурапи оно читается: пусть Ану лишит власти преступника, пусть сломает скипетр его и проклянет судьбу его… далее следовали еще 46 столь же благочестивых пожеланий.

Значит, «пусть боги…», — так должно было или могло начинаться идущее за разобранным главное предложение. И тут же в глаза исследователю бросилось подлежащее этого предложения, представленное группой знаков  первая часть которой, детерминатив бога, давно нам известна; стало быть, t — знак для именительного. падежа множественного числа! Далее, последнее слово этих содержащих проклятия предложений оканчивалось, как правило, уже известным звуковым знаком  или , da или tu; но окончание tu должно было характеризовать глагол в повелительном, желательном наклонении, в соответствии с древнеиндийской формой приказания astu, латинским esto, греческим esto, русским пусть. Точно таким же образом были выявлены окончания творительного падежа и страдательного причастия, а за слитно стоящим  Сейса — Каули подтверждено новое и также известное из индоевропейских языков значение, наподобие латинского quisque «всякий».

В двух докладах о результатах исследования (затем они были объединены в названную выше книгу), представленных собравшимся в Лейдене и Генуе востоковедам, Форрер разом сорвал покров тайны с грамматической структуры иероглифического хеттского языка и «впервые полностью осветил в иероглифическом языке весь строй предложения со всеми его частицами»[77]. Кроме того, он дал правильное чтение царского имени Муватталис.

Эта работа Форрера была совершенно справедливо удостоена высших похвал за ее оригинальность, краткость изложения, остроту постановки и верность решения вопросов. Не менее оригинальным и содержательным было вышедшее почти одновременно с работой Форрера исследование немецкого ученого Хельмута Теодора Боссерта. Его имя сегодня известно повсюду и обычно упоминается в связи с хеттским рисуночным письмом.

Жизненный путь Боссерта изобиловал всякого рода перипетиями и поворотами; его научная работа охватывает самые различные области и необычайно многостороння. Однако можно обнаружить и основную черту, рано проявившуюся в Боссерте-мальчике и характеризующую по сей день Боссерта-ученого: безграничное увлечение письменностью.

Все началось с повышенного интереса к собственному происхождению, так сказать, с изысканий в области истории своей семьи. Родившийся 11 сентября 1889 года в городке Ландау земли Рейнпфальц, Боссерт с 1902 года (в это время он гимназист в Карлсруэ) проводил летние каникулы в поисках следов своих предков в сельских и городских архивах. Однако читать древние акты и документы становилось все труднее по мере того, как все глубже и глубже погружался он в прошлое. Но это не отпугнуло мальчика, ибо, вероятно, еще тогда его фантазию пленила магическая сила древних письмен, простирающая и поныне свою власть над ним — теперь уже взрослым мужем.

Во всяком случае, дело не ограничилось просто увлечением, ибо Боссерт ничего не делал наполовину и изучал свое «ремесло» начиная с самых основ. Шаг за шагом преодолевались трудности и обрабатывались рукописи из архивов. Прежде всего он углубился в чтение манускриптов XVIII и XVII веков. И в это время ему выпало счастье найти покровителей, которые с отеческой любовью открыли ему доступ к своим богатым знаниям и указали ему правильный путь.