Знаки и чудеса

«Хетты писали кисточкой и тушью на деревянных дощечках, обтянутых холстом и загрунтованных известью. Даже тот писец, который, по вавилонскому образцу, палочкой выдавливал на сырой глине клинописные знаки, называл себя пишущим на дереве, точно клинопись была для него лишь побочным занятием, а подлинным искусством — иероглифическое письмо. Писать учились еще детьми. Мальчик, сидящий на коленях у матери, держит на привязи птицу, а возле него лежат ученическая тетрадь и бутылочка с тушью[85]. И это самая настоящая тетрадь, правда, из дерева; она представляет собой складную доску с петлями по сгибу и запором. Такую доску можно было, вероятно, использовать и как письмо (да еще с конвертом), хотя обычно письма писались на свинцовых полосках, которые затем сворачивались в изящные свитки. Подобными полосками можно было пользоваться несколько раз, так как вдавленные в них буквы легко разглаживались. Государственные договоры гравировались на серебре, железе или свинце. Теоретически вообще не было чего-либо такого, на чем нельзя было бы написать или нарисовать кистью, но основным писчим материалом, к сожалению, служило дерево. К сожалению, ибо ни один образец иероглифического хеттского письма не мог сохраниться на таком недолговечном материале и дойти до нас от III тысячелетия»[86].

Вот поэтому и случилось так, что от хеттской литературы до нас дошло весьма немногое. Однако это немногое рисует нам хотя и далеко не полную, но чрезвычайно интересную картину— картину жизни сильного и здорового народа со склонностями к строгому правовому оформлению своего быта и норм поведения. Народ этот любил жизнь и ее радости и отличался безыскусственным юмором, но мог найти и потрясающие воображение слова для описания лишений и невзгод, выпадавших на его долю. Как трогательна, например, молитва Мурсилиса II об избавлении от разразившегося в стране страшного мора.

«Бог бурь [страны] Хатти, господин мой, и вы [другие] боги Хатти, господа мои! Послал меня Мурсилис, великий царь, ваш раб: иди и скажи богу бурь [страны] Хатти, господину моему и другим богам, господам моим, следующее.

Вот то, что вы сделали: в страну Хатти впустили вы мор, и жестоко угнетал мор страну Хатти.

И вот умирали во время отца моего и во время брата моего, и вот умирают ныне предо мной с тех пор, как стал я жрецом богов, и это уже двадцатый год.

И вот смерть господствует в стране и мор, и не изгнаны они все еще из страны.

Но мучения я не сделаю господином сердца моего. Но и страх не сделаю я больше господином души моей»[87].