Надписи из Каратепе иной раз сравнивают с Розеттским камнем, что совершенно несправедливо. Если уже привлекать для сравнения памятники египетского письма, то скорее всего сюда подошел бы Канопский декрет, ибо билингва из Каратепе сыграла в хеттологии такую же роль, как и этот декрет в египтологии: она стала пробным камнем, испытание на котором подтвердило правильность важнейших открытий в области дешифровки, своеобразной «гербовой печатью», которой наука скрепила документ, удостоверяющий, что вся до того проделанная работа была не напрасной.
Перевод надписи (по финикийскому тексту) читается следующим образом:
XIX. «И я построил сильные крепости во всех концах на границах, в тех местах, где были злые люди, предводители банд, ни один из которых не был обязан службой дому
XXXVIII. «И я построил этот город, и я дал [ему] имя Азитаваддийя, ибо Ваал (иероглиф, хеттск. «бог бури») и Решеф-птица (иероглиф хеттск. «бог-олень»?) послали меня построить [его]»[82]
.Разумеется, билингва не только подкрепляла уже ранее известное. Лишь одно то обстоятельство, что иероглифическая хеттская версия была дана в двух редакциях, позволило выявить при сравнении значения 11 звуковых знаков и приблизительно 25 идеограмм; кроме того, были получены новые обоснования звуковых значений 8 знаков и 16 идеограмм; билингва дала и многочисленные новые идеограммы. В результате впервые поддалось чтению более 40 слов, а чтение 20 других, рассматривавшееся до того как предположительное, теперь подтвердилось.
Не обошлось и без сюрпризов. Например, было обнаружено, что некоторые идеограммы могли выступать также в роли «гласных», или слоговых знаков, в середине слова; и даже доказывалось наличие «полифонии», хотя и полностью противоположной той полифонии, которую мы встречали в клинописи: здесь, в рисуночном хеттском письме, одно и то же звуковое значение могло выражаться различными знаками!
Далее, находка позволила глубже проникнуть в синтаксис языка и значительно способствовала его пониманию. Язык оказался в близком родстве с лувийским, однако он не идентичен ни ему, ни палайскому, ни даже клинописному хеттскому; его родиной была юго-восточная часть Анатолии.
Благодаря обобщению материала и обработке, которой Боссерт подверг данные этого языка после открытия билингвы, мы можем сегодня с полной уверенностью сказать, что он поддается чтению, хотя, конечно, остается сделать еще немало.
Если же надписи и принесли некоторое разочарование, то лишь из-за того, что они были не столь содержательны, как надеялись историки.
Автор их не финикиец. Он носит анатолийское имя Азитаватас и называет себя царем Дананийя и вассалом Аваракуса, одного из киликийских правителей, который в клинописных текстах звался Урикки, или Уриайк, и в свое время капитулировал перед ассирийцем Тиглатпаласаром. Согласно надписи из Каратепе, царство Дананийя знимало долину Аданы. В приведенной выше надписи Азитаватас говорит об основании им города, названного его именем (этот город, вероятно, следует сопоставить с развалинами в районе Каратепе), и рассказывает, как он замирил всю страну с востока до запада и построил сильные крепости.
В свете этих фактов надписи нужно относить к VIII веку до нашей эры. Но Киликия уже с 1000 года до нашей эры являлась областью смешения хеттской и финикийской культур и с исторической точки зрения представляется скорей разорившимся наследником некогда процветавшего мощного царства хеттов («Древнее царство» — примерно 1600–1470 гг. до н. э., «Новое царство» — примерно 1440–1200 гг. до н. э.). Отсюда понятно, почему добыча несколько разочаровала историков.
Правда, билингва все же содержит одно указание, имеющее большое значение для классической филологии. Как сообщается в приведенном нами переводе финикийской версии, Азитаватас причисляет себя к дому
Конечно, сразу было установлено, что дананийя могли быть идентичны известным уже данауна, или