– В этом и странность. Он сказал, что однажды я могу встретить мужчину, который станет мне очень близок, но мне будет трудно сблизиться с ним. Очень похоже на тебя, правда?
– Что он еще сказал? – спросил он с трепетом.
– Сказал, что, если тот мужчина действительно захочет быть со мной, я должна дать ему вот это. – Чжэн Цзя достала из сумки маленькую коробочку. – Последние несколько дней я носила ее с собой в ресторан, но уже начала беспокоиться, что у меня никогда не будет случая передать это тебе.
Мужчина взял коробочку; стало слышно, как он ее открывает.
– А еще он велел кое-что тебе передать на словах. В сущности, это почти то же самое, что ты только что мне сказал, – оживленно добавила она.
– Что именно? – тревожно уточнил он.
– Что это твоя судьба.
Мужчина поглядел вниз. Там была микрокассета. Пока он размышлял, что бы это могло быть, в ушах эхом отозвался сиплый голос: «Таков маховик твоей судьбы, запущенный восемнадцать лет назад».
Город Хайкоу, что на северной оконечности Хайнаня, широко известен в Китае как рай для пенсионеров. Чэнь Тяньцяо всегда были по нраву его умопомрачительные виды и теплынь, а потому вернуться сюда после двухнедельного заточения в Чэнду было для него сплошным удовольствием.
Сейчас он сидел на террасе своего любимого пляжного ресторанчика, в очередной раз празднуя свободу. Теплый морской бриз, гребешки, свежевыловленные крабы – ну чем не блаженство… Побаловать себя он любил. Философия Чэнь Тяньцяо вращалась вокруг еды, питья и женского пола. «Бери от всех по полной» – вот что, пожалуй, было его девизом по жизни. Превыше всего личные блага, а не какая-нибудь там нравственность или дружба.
Бо́льшая часть жизни была уже прожита таким образом, без всякой обузы в виде семьи или друзей. Это его не занимало. Единственное, что имело значение, – кошелек, а не чувства. Деньги позволяли ему доживать остаток лет в приморском раю, и он был вполне счастлив.
Поначалу те легавые, заявившись к нему в дом, изрядно его всполошили. Какое-то время он тревожился, не раздобыли ли они каким-то образом какой-нибудь компромат. Но в итоге ничего существенного ищейки на него повесить не смогли. Кишка оказалась тонка. И, выходя из участка в Чэнду, он напряг все силы, чтобы не запрокинуть голову и не разораться восторженно в небеса. Он знал, что выиграл; одержал победу над каждым человеком, с которым когда-либо имел дело, а в конце концов одержал верх и над законом.
Больше тревожиться было не о чем.
Довольный собой, Чжэн Цзя догрыз последнюю клешню краба у себя на тарелке и, вытирая салфеткой рот, поднял руку и крикнул:
– Счет!
К столику подошел высокий официант. Чэнь Тяньцяо взглянул на него: борода, грива темных волос. О возрасте судить трудно.
– Новенький? – спросил он с отрыжкой. – Что-то я тебя не припомню…
Официант с учтивой улыбкой протянул обеими руками небольшую кожаную папку. Чэнь Тяньцяо нацепил очки, глянул на листок бумаги внутри – и от внезапной дрожи его руки отчаянно затряслись.
– Это что за нелепые шутки? – спросил он изумленно и, скомкав бумагу, швырнул ее в официанта. Шарик попал тому в лицо, но официант едва это заметил.
– Пора расплатиться по счету, – холодно изрек он.
Правая рука мгновенным выхлестом чиркнула Чэнь Тяньцяо по горлу. Ощутив что-то жгуче-холодное, старик болезненно дернулся и в страхе попытался крикнуть. Но изо рта не донеслось ни звука. Только бульканье.
Официант молча смотрел, как из горла мужчины, пенясь, вырывается кровь. Вот он схватился за шею, а убрав руки, тупо уставился на багрянец, покрывающий его пальцы.
– Это твой долг передо мной за восемнадцать лет, – бесстрастно молвил официант.
«Восемнадцать лет?» Чэнь Тяньцяо силился вспомнить, где он мог быть восемнадцать лет назад…
Кровь все продолжала хлестать из раны на горле, чувства постепенно отключались. Чэнь Тяньцяо упал вперед на стол, и последняя мысль проникла ему в голову перед тем, как все окончательно померкло: «Восемьдесят четвертый год, что ли?»
Окровавленное бездыханное тело в ресторане заметили почти сразу. Посетители повскакивали с мест, и через несколько секунд весь ресторан погрузился в хаос. Официант быстрыми, энергичными шагами направлялся к дороге, на ходу срывая перчатки. Улицы кишели возвращающимися домой пассажирами, а транспортный поток обеспечивал надежное прикрытие.