Знаки внимания

Я смотрела на снимок, сохраненный в смартфоне. На нем совершенно точно — мой папка, который держит на руках маленького мальчика, а тот крепко обнимает его за шею. Лицо папы хорошо видно, а вот мальчика — не очень. Он вполоборота и широко улыбается. А рядом с папой стоит и тоже улыбается женщина… светловолосая, симпатичная, но какая-то… уставшая, что ли? Или недостаточно ухоженная? Тоже нет. Я не знаю, как объяснить впечатление от ее невыразительной внешности. Но, совершенно точно — это не профессиональная соблазнительница, и не красавица, потому что мама просто звезда по сравнению с ней. Я даже помотала головой, не понимая и не веря своим глазам. Мне необходимо было объяснение.

— Она некрасивая… нет, не так — слишком обыкновенная.

— Поэтому я сразу и поверила в любовь. Она, знаешь ли — не выбирает. Об этом много раз сказано, — спокойно улыбнулась мама.

А я смотрела на нее и понимала, что что-то изменилось — мое отношение к ней меняется… незначительно, постепенно, но тогда, в тот самый момент, безо всякого сомнения, я была ее союзницей, была на ее стороне. Слишком выстраданным, что ли, было это ее явно показное спокойствие, или привычно выверенным? Трудно объяснить, но я срочно захотела разобраться, я просто таки страстно желала, чтобы весь этот бред оказался неправдой.

— Мама, ну ты же сама должна понимать…, это могло быть все что угодно.

— Катюша, я юрист, и все знаю о презумпции невиновности.

— Как ты вообще узнала об этом? — почти сдалась я.

— Случайно, — кивнула она, — при вызове на экране появилось фото Коли. А мой клиент узнал его, сказал — о, да это тот самый мужик, который шастает к Надьке, моей соседке.

— И все? И ты поверила?

— Обижаешь… — печально улыбнулась мама, — в следствии были люди, к которым я могла обратиться. Я и попросила, сказала, что для меня это вопрос жизни и смерти. Им было несложно, достаточно оказалось простого наружного наблюдения и пары справок…. Он ходил к этой женщине… регулярные визиты были в начале каждого месяца и в середине — как по часам. Ну, и еще по праздникам и по их семейным датам дополнительно. В этих случаях с цветами и подарками, а так… только пакет, наверное, с продуктами или игрушками. Задерживался недолго… полчаса, иногда — час. Она оказалась его бывшаей одноклассницей, очевидно — первая любовь, так глубоко ребята не стали копать, для этого нужно было ехать на Урал. А так… она работала у него бухгалтером, на удаленке. До этого уже побывала замужем.

— Нет-нет, мама, — не укладывалось у меня в голове, — это просто совпадение, а может — помощь.

— Он не рассказал мне о ней, а мальчик называл его папой, Катя, я слышала сама, — вздохнула она, отодвигая от себя тарелку с едой.

— Как он объяснил это? Вы же поговорили?

— Я не смогла… — растерянно прошептала она, — это слишком больно и унизительно — спрашивать о причинах, выяснять и узнавать подробности, устраивать скандалы, требуя любви. Такие разговоры бессмысленны. Они, может, что-то и прояснят, но уже ничего не изменят. Все уже случилось и не так важно — что им двигало. Для меня все было кончено. И я не хотела, чтобы он знал, что я знаю о них. Ему было бы легче от того, что я творю месть, понимаешь? Он думал бы, что причина — моя любовь к нему и ревность. А я заставила его считать, что дело в моей любви к другому. Я хотела тогда сделать больнее… как можно больнее, Катюша. Все равно так больно, как мне, ему точно не было. Я умерла тогда, Катя, и не живу до сих пор. Так… существую.

— А твой… мужчина? Он же был?

— Тогда, в самом начале — нет. Боровецкий давно симпатизировал мне, согласился подыграть. А потом вытащил, спас… мы сейчас вместе, уже два года. Его тогда почти сразу сослали в Хабаровск из-за этой глупости — ротации. Это такое жонглирование судьями с целью будто бы устранить причину коррупции — обрастание связями. На самом деле приказ о том, как следует завершить значимый процесс, всегда спускают сверху. Но мне там нравится, только теперь я работаю не в суде — вместе с мужем нельзя.

— Ты не представляешь себе…, бабушка чуть не умерла тогда — сердце.

— Я тоже… в тот раз провела больше полугода в больнице, если это может служить оправданием. И я очень жалею об этих почти двух годах муки и пытки — для всех, как оказалось, и для меня в том числе. Я бы бросила все к черту и просто ушла! Иногда даже… я почти готова была принять ситуацию и хотя бы попытаться понять его, поговорить, в конце концов. Но он так и продолжал ходить к ней, уговаривая меня бросить Боровецкого и остаться с ним, уверяя в своей любви.

Я молчала… молчала она. Это нужно было пережить, вспомнить те дни, слова папы в прошлый приезд, выражение его лица… Мама сбила меня с мысли:

— Катюша, кажется, я могу помочь тебе и очень сильно. Есть идея, как можно продать марку.

Я медленно подняла на нее глаза.

— Так ты приехала за этим? За деньгами?

Глава 21

— Кто из посетителей у нас дальше по списку? — интересуюсь я у Ивана, почти насильно запирая в себе обращение «поручик». Это будет перебор — уже не смешно и даже не умно, а хочется — ему очень идет.