Знаки внимания

Все у нас было хорошо. То, что я тогда чувствовала, странно совпадало с прочитанным однажды. Это было сказано о любви — спокойное и тихое чувство полной гармонии с собой. Рядом с Сергеем так и было — спокойно и надежно, а еще — приятно. Наверное, это и было любовью, ею никак не могло быть то мучительное нечто, что я испытывала к Георгию Страшному. То была настоящая пытка, длящаяся годами и сплошные, никому на фиг не сдавшиеся страдания.

А на следующий день после гостиницы и случилось первое происшествие с мотоциклом. Я ехала в банк. В этот день нужно было перезаключать договор, и я тогда собиралась заключить его лет на пять — не меньше. Выбралась я поздно, когда на улице уже стало по-декабрьски рано темнеть — через неделю должно было наступить зимнее равноденствие. Хотя час пик еще не начался, машин на дорогах было много.

И случилось все очень похоже на то, как и потом на трассе — мне повезло со светофором, и я проезжала перекресток, не снижая скорости. Это был очень оживленный центр города, и справа от меня машины ждали зеленого света, стоя в четыре ряда — перекресток был сложным, с поворотным боковым движением. И вот вдруг прямо над ухом — внезапный рев движка и темная тень рванувшая, как мне показалось, наперерез! В наступающих сумерках глаза слепили многочисленные фары (ненавижу ксенонки!) — настало самое мерзкое время суток для водителя, фонари затянуло морозной дымкой…

Полностью я пришла в себя приблизительно в двадцати метрах, на автобусной остановке. Сзади басовито сигналил автобус, и кто-то сердито стучал в окно. Я заторможено оглянулась и увидела Андрея, который тоже работал в Шарашке под началом Страшного. На автомате сняла с дверцы блокировку.

— Катя, как ты себя чувствуешь, тебе плохо? — заглядывал он в салон, почти втискиваясь в него: — Ты на автобусной остановке, нужно отъехать, давай я сяду за руль.

Его внезапное появление и непонятная надоедливость привели меня в чувство, я покачала головой, отмахнулась от него и переключилась на первую, отпустила сцепление… Остановилась еще метрах в двадцати, где уже была разрешена остановка у обочины. Мне нужно было полностью успокоиться. Я чудом тогда не врезалась в те машины, ожидающие очереди на перекрестке. Вывернула с трудом, и будь на соседнем сидении пассажир, мой маневр не удался бы совершенно точно. Я нарушила тогда два раза — создала, хотя и не по своей вине, аварийную ситуацию и остановилась в неположенном месте. Почему-то я сидела тогда в своем Букашке и ждала наказания за это — немедленного и неотвратимого, но мне потом даже штраф не пришел…, в тот раз все обошлось просто испугом.

Глава 25

Тот декабрь был очень длинным и напряженным, трудным для меня до такой степени, что не представляю себе — что бы я делала, продолжай ходить на работу? Этот неожиданный даже для меня самой отпуск… он будто сам собой случился для того, чтобы я внутренне повзрослела лет на десять, став при этом не умнее, а скорее — наоборот. Я безобразно тупила во всех вопросах, которые мне тогда подбрасывала жизнь, и дело было не в их количестве, а в серьезности каждого из них.

Я узнала такую вещь, от которой волосы становились дыбом, и будь у меня выбор или возможность вернуть все назад, то я однозначно выбрала бы — ничего не знать. Потому что даже отдаленно не представляла себе — что мне делать с этим знанием и как теперь поступить? И, само собой, мучилась от этого.

Дело в том, что Наденька никогда не была любовницей папы, а ее мальчик — славный и умный Семушка, не был моим братом. Я выяснила это очень просто, до изумления примитивным способом — пошла к ним домой и просто спросила. Адрес дал мне Сергей — эта женщина до сих пор работала там же и так же — на удаленке. Очевидно, возможность так работать устраивала и ее, и нового работодателя.

Нужный дом я нашла быстро, поднялась на этаж, позвонила в квартиру, а когда эта женщина мне открыла, просто сказала:

— Здравствуйте, а я от Николая Мальцева.

— Коленька?! Господи, столько лет! Как у него дела — он жив, здоров? Да вы не стойте в дверях, кто же так разговаривает? Проходите, — засуетилась она.

— У него все нормально, вспоминал вас — Наденьку, вашего мальчика, который называл его папой, — сразу решила я прояснить главное.

— Да… Наденька. А наш Семушка всех, кто в штанах, а не в юбке, звал папой — даже женщин. Он такой славный и умненький у меня — с младенчиков еще был, — рассмеялась она, — вы же его дочка? Кажется, Катенька? Он попросил вас зайти узнать, как мы живем? Передайте ему, что замечательно. Я работаю там же, сынок уже в школу пошел, и моего Коленьку выпустили, уже два года как…

— Какого Коленьку?

— Мужа моего, он тоже Николай. А-а… ну, вы и не должны знать, наверное, зачем вам? Катенька же?

— Да-да, я Катя… Мальцева. И точно — не в курсе ваших с папой отношений.