Лера подумала, что холодное пиво сейчас будет как нельзя кстати, и согласилась, но при условии, что потом она сразу же отправится домой. В отличие от Врублевского, успевшего позаниматься спортом и избавиться от похмелья, Лера чувствовала себя плохо. Она смогла сделать лишь два глотка пива.
— Я ухожу, Миша, — слабым голосом предупредила девушка, — а вечером вернусь.
Но писатель оказался настойчивым, он облизал губы и пошел в очередную атаку:
— Я так рад, что ты здесь, Лера, — он гладил ее по животу, — ты восхитительная девушка…
Она старалась не замечать его возраст, да это и не имело сейчас значения, потому что ей было нехорошо, ее мутило, и нужно было поскорее закончить этот визит. Да и так ли уж важно, сколько мужчине лет, если он имеет какое-то положение в обществе и даже совершает пробежки по утрам? Его брюшко и двойной подбородок не имели никакого значения.
Для Леры я добрая, рассудительная старая дева, душевная, совершенно бесполая и мало привлекательная. Меня это не огорчает, даже трогает такое доверительное, почти дочернее отношение. Она обращается ко мне за советом, делится обидами, плачется и ждет поддержки, а я ловлю себя на том, что все ее шатания по чужим постелям воспринимаю как выходки нашкодившего дитяти. Она почему-то считает, что небольшая разница в возрасте делает меня намного умнее и опытнее, и всерьез надеется на мой ум и опыт.
Каждый вечер она рассказывает о своих приключениях, а я даю советы. Слава Богу, мы живем вместе не первый год, и мне хорошо известны ее похождения. Но никак не могу понять, чего она добивается от этого старика.
Я специально нашла в библиотеке сборник его незамысловатых рассказов и, прочитав, долго и тщетно пыталась заинтересовать Лерку, но та лишь отмахивалась. Она прибегала в общежитие за деньгами или одеждой, ночи напролет проводила у Врублевского, а потом хвасталась, какие у того связи, какой он талантливый писатель и как интересно и в то же время тяжело с творческой натурой жить.
И действительно, Михаил Яковлевич ее баловал. Брал ее с собой на вечера и юбилеи, банкеты и фуршеты, и это Лерке особенно нравилось. Поначалу, правда, она жутко переживала перед каждым выходом в свет, ходила за Врублевским, как тень, и боялась вставить слово. Но при ближайшем рассмотрении представители творческого бомонда оказались своими в доску ребятами. Известный на всю страну деятель мог громко сказать какую-нибудь пошлость и зычным ржанием оценить свой же юмор или напиться вдрызг, а потом как бы невзначай положить руку Лере на бедро. Словом, для общения с ними вполне хватало тех манер, которые она усвоила в общежитии.
Большинство на этих сборищах составляли случайные люди: разодетые в соболя девицы и бизнесмены с неясным происхождением капиталов. Когда Лера убедилась, что выглядит гораздо привлекательнее очень многих дам света и полусвета, она окончательно избавилась от комплексов, и у нее появился свой круг знакомых.
Такая жизнь ей нравилась. Но тут, как назло, Врублевский засел за новую пьесу и заявил, что больше никуда выходить не будет. Целыми днями рылся в своем архиве, печатал на машинке, пил кофе и валялся на диване с бумагами.
Когда после обеда он садился за письменный стол, на Леру находил непреодолимый приступ бешенства. «Кому нужна твоя ахинея?» — думала девушка, пожирая труженика пера огненными глазами. Но Врублевский рассуждал иначе, он часто пускался в долгие и нудные разглагольствования о неординарности личности вождя, противоречивости эпохи, опасности вульгарного истолкования переломных моментов развития истории — от его речей у Леры сводило скулы.
— Неужели нельзя работать утром, а вечером отдыхать? — гнула она свое. — Да и вредно перетруждаться в твоем возрасте.
На ту презентацию они пришли с опозданием: чтобы попасть на нее, Лере пришлось устроить скандал. После торжественной церемонии Врублевский встретил знакомого кинокритика и завел бесконечный нудный разговор о коварстве коллег-»перевертышей». Лера оставила их.
У стойки бара к ней подошел парень явно артистической наружности — с длинной русой шевелюрой до пояса, ленточкой на лбу, в широком свитере грубой домашней вязки и затертых джинсах. Как старой знакомой, он предложил Лере выпить. Привыкшая к простоте нравов людей искусства, она не отказалась.
— Ты здесь одна или с кем-то? — поинтересовался он.
— Я здесь с Врублевским, это мой папаша, — соврала она, недолго думая, — но у него сейчас важный разговор, а у меня — свободное время.
Они закурили. Его звали Серж, он заканчивал актерский факультет ГИТИСа и мечтал о работе в московском театре, хоть столичной прописки и не имел. Они выбрали дальний столик и заказали бутылку ликера. «Я здесь живу недалеко, зайдем?» — предложил Серж, кося замутненным глазом в ее глубокое декольте.
Вместе с шестью сокурсниками он занимал две маленькие комнаты на улице Герцена. Прямо на пороге Лера споткнулась о какой-то ящик, оказавшийся сортиром здоровенного рыжего кота.