Знакомство с Библией

Говоря же в целом, заметим, что для хакамов, как и для других древневосточных мудрецов, мудрость – это во многом искусство правильно жить. На окружающий мир библейский мудрец смотрит трезвым взглядом и без иллюзий. Он видит пороки этого мира и относится к ним без одобрения. Являясь хорошим психологом, хакам знает, что́ таится в сердце человека, что́ для него радость и горе. Но он не ограничивается ролью стороннего наблюдателя. Как прирожденный воспитатель, он дает своим ученикам определенные правила: осмотрительность, умеренность в желаниях, уравновешенность, смирение, сдержанность, правдивость в речах и т. д. Все эти практические наставления, однако, пронизаны нравственным учением десяти заповедей. Социальная же ориентация Второзакония и пророков внушает хакаму увещания о милостыне, соблюдении справедливости, любви к нищим.

Особо нужно отметить, что от израильского учителя мудрости не следует ожидать размышлений метафизического характера о человеке, его природе, его способностях и т. д. Зато он обладает острым сознанием своего экзистенционального положения и внимательно исследует свою судьбу. Как я говорил, пророков больше занимает судьба народа в целом, мудрецы же интересуются прежде всего индивидуальной жизнью. Их волнует и величие человека, и его унижение, и его одиночество, и страх перед страданиями и смертью, и ощущение преходящести, бренности, которые внушает жизнь, и его растерянность перед Богом, Который кажется ему непостижимым или отсутствующим, и проблема воздаяния.

В отличие от пророка, который вещает слова Бога, хакам говорит от своего лица, не претендуя на особую прозорливость. Но и мудрецы тоже содействуют развитию библейского учения, проливая свет, приобретенный в размышлениях о Писании, на экзистенциональные проблемы. В позднюю же эпоху пророчество и мудрость сливаются в апокалиптической письменности.

В эпоху после вавилонского плена культ Премудрости так развит у книжников, что для придания большей выразительности они часто олицетворяют ее. Она становится возлюбленной, которую настойчиво ищут, матерью-хранительницей, женой, заботящейся о пропитании, гостеприимной хозяйкой, приглашающей на пир. Этот женский образ не стоит понимать только в фигуральном смысле. Ведь Премудрость у человека имеет Божественный источник. Бог может давать ее кому угодно, поскольку Он сам премудрый в абсолютном смысле этого слова. Потому священные писатели, созерцая в Боге ту Премудрость, от которой проистекает их собственная, видят в ней Божественную реальность, существующую извечно. Изошедшая из уст Всевышнего как Его дуновение или Его слово, она «дыхание силы Божией, излияние славы Всемогущего, отблеск вечного света, зеркало действия Божия, Его совершенство» (Притчи, 7:25). Она обитает на небесах, разделяет с Богом Его престол, живет в близости с Ним.

Эта премудрость не есть начало статическое. Она приобщена ко всему, что Бог совершает в мире. Присутствуя при творении, «она веселилась пред лицем Его» (Притчи, 8:30), и она продолжает править вселенной. На протяжении всей истории израильского народа она действует как ниспосланная Богом для определенного дела. Она поселилась в Израиле, в Иерусалиме как древо жизни и проявила себя в форме закона. С тех пор она запросто живет у людей. Она – Провидение, направляющее историю, и она обеспечивает людям спасение. Бог действует через нее, как действует через Своего Духа. Принять ее – то же, что быть послушным Духу. Если эти тексты еще не рисуют Премудрость как Божественное Лицо в новозаветном смысле, то они все же исследуют глубины тайн единого Бога.

Все, только что сказанное о библейских мудрецах, очень хорошо демонстрирует книга Притчей Соломоновых. Как считают исследователи, она как бы вместила в себя в сжатом виде почти всю хокмическую традицию.

Современные библеисты считают, что только часть данной книги написана самим Соломоном (главы 10–19), но в целом она представляет собой сборник, весьма неоднородный по своему составу. Очевидно, в своей окончательной форме, той, которая помещена в Библию, он появился уже в послепленную эпоху, пройдя при этом несколько этапов редактуры.

Еврейское слово машал, которое переводится на русский язык как притча, означает сравнение, подобие, т. е. речь не только с буквальным смыслом, но и с переносным, речь, в которой явление, например, нравственного порядка уясняется через сравнение с миром физическим. «Золотые яблоки в серебряных прозрачных сосудах – слово, сказанное прилично» (Притчи, 25:11). По словам С.С. Аверинцева, притча означает всякое сочетание слов, для восприятия которого требуется тонкая работа ума. Это афоризм, сентенция, присказка, загадка, иносказание.