А потом не выдерживал и нагло лез лапами. Переворачивал, прижимал, тискал, слушая сонные бормотания о том, что он — ненасытный, что надо спать, что ей на учебу завтра, опять не выспится, и вообще, убери руки, и спать ложись, и… Ой!
В этот момент он обычно уже добирался до третьей базы, как говорят мелкие девчонки про стадии развития отношений, и Деб было уже не до сопротивления.
И Шон опять счастливо тонул в ней, обнимая, не веря, что она с ним, что она — его, и кровать скрипела, и соседи с матом стучали в стену… И было острое, нереальное счастье.
— Отец? — Деб переворачивается на бок, тянется за кружкой, — я же говорила… Он чиновник. Госслужащий.
— В мэрии что ли?
— Ну… Типа того.
— Нихера себе…
— Да ты не переживай, он далеко. И сюда не приедет. С работы не отпустят.
— Ценный сотрудник?
— Типа того…
— А мама?
— Мама домохозяйка.
— А ты одна, что ли, дочка?
— Да. Но у меня много родни. Ну, знаешь, ирландцы все друг другу родня в какой-то степени… Братья, сестры, то да се…
— Круто… Пожалуй, не стоит им говорить, что ты со мной встречаешься?
— Ну… Пока не надо, наверно, а там, как пойдет…
— Не понял… Это как?
— Нуу… Мало ли… Вдруг мы с тобой расстанемся… Ой!
Шон внимательно смотрит в смешливые глаза Дебби, прижимая ее всем телом к кровати. Кружка, выпавшая из пальцев во время внезапного переворота, катается по полу.
— Забудь, малыш, — очень серьезно и тихо говорит Уокер, и даже не подпускает сомнения во взгляд. Потому что их нет, сомнений. И он это четко и откровенно сейчас понимает. Именно сейчас. — Ты никуда от меня не денешься, глупая. Никуда теперь. Поняла?
— Поняла… — тихо шепчет Дебби и тянется к его губам. Срывая отчего-то напрягшегося Уокера в бешеный поцелуй, обхватывая тонкими ногами за талию и уже через несколько мгновений вскрикивая от жесткого проникновения. Да, Шон злится. Очень злится. И потому не сдерживается. Двигается сильно и жестоко, шепчет в приоткрытые губы:
— Моя. Моя. Моя. Ясно? Моя!
— Да, да, дададададааааа… — выгибается Дебби и неожиданно для самой себя сладко кончает, сжимая его внутри сильно и ритмично. Запуская его собственное удовольствие.
Кончив, Шон расслабленно и успокоенно вылизывает ушко прерывисто дышащей Дебби, ему хорошо и кайфово.
Ему хочется так провести всю жизнь.
— Малыш, я с тобой навсегда, — урчит он, — забудь про то, что мы расстанемся. Не будет этого…
— Уокер… Прекрати… — смеется Деб, уворачиваясь, — а то я подумаю, что ты мне предложение делаешь…
Шон замирает всего на секунду. А потом разворачивает ее к себе, наваливается опять сверху, перехватывает запястья над головой, чтоб не брыкалась, и говорит твердо:
— Делаю.
Дебби смотрит на него немного испуганно, дергается, судя по всему, хочет проверить, не заболел ли, но Шон не пускает. И взгляд не отводит. Серьезный до жути.
— Шон… Ты перегрелся что ли? — бормочет, наконец, она, — какое предложение, ты чего? Я пошутила!
— Не хочешь, значит, замуж за меня? — Шон спрашивает, а в груди тяжело и больно бухает сердце. И очень надо, чтоб ответила. Именно в этот момент он понимает, что все правильно делает. Все так, как надо. С такой девушкой, как Деб, нельзя просто спать. Нельзя. Иначе можно потерять. А он не собирается этого делать. И поэтому то, что сейчас происходит, спонтанно, но очень правильно.
Он ждет, смотрит, ощущая тяжелое сердце и постепенно поднимающийся холод от живота. Если сейчас она начнет юлить, отведет взгляд, скажет "нет"…
— Хочу, — твердо говорит Дебби.
— Че? — Шон не сразу понимает ее слова, потому что уже настроил себя на пи**ц.
— Я хочу за тебя замуж, Шон Уокер, — еще раз, четко и раздельно повторяет Дебби.
И Шон буквально валится на нее, облегченно зацеловывая до умопомрачения. Ему нереально клево сейчас, так, словно джек-пот выиграл! Дебби хихикает, отворачивается, и они еще какое-то время счастливо возятся в кровати, и все дело идет к помолвочному сексу, когда когда из-за стены опять орет соседка Молли:
— Да когда ж вы уже натрахаетесь-то? Мне к тесту готовиться!!! Деб, уйми своего жеребца!
Шон только ржет, глядя на смущенно отвернувшуюся Дебби, потом стучит пудовым кулачищем по стене так, что там с полки опять что-то сыплется. А говорили им, перекладывайте вещи с этой стены.
— Завидуй молча, Мол! Или давай тебе приятеля приведу? Подобреешь?
— Отвали, Уокер! — визжит соседка, такая же заучка, как и Дебби, только страшненькая и тихая, — не нуждаюсь!
Шон усмехается, подгребает ближе к себе Деб, шепчет:
— А по-моему, очень даже нуждается, а? Как ты думаешь, Деб? Вот ведь ты же подобрела?
Охает, когда острый локоток впивается точнехонько в бок, но не отпускает обиженно сопящую малявку, успокаивая ее поцелуями и шепча, что это глупая шутка. Они семья уже целую минуту, должна понимать.
— А ты реально можешь приятеля привести, Уокер? — тихо и подозрительно спрашивает стена, и Шон, не сдерживаясь, ржет как конь, развалившись на кровати и глядя на возмущенно сопящую Дебби.
Если бы ему кто сказал, сколько кайфа можно получать от таких вот обычных вещей, да, бл*, от добровольной сдачи в женитьбу, он бы…
— Выбирай любого, девчуль!
9