Знакомство с Тишковым

Удивляло теперь Сергея Варфоломеевича только то, что Григорий Назарович куда-то исчез. И за все время, обходя колхоз, они нигде ни разу его не встретили. Значит, есть еще участки, которых им не показывал Тишков. Неужели он и дальше их поведет? Когда же они уедут отсюда?

Перекрёсов вошел в свинарник, увидел, должно быть, интересное. Старуха свинарка Варвара Саввишна, как ее почтительно называл Тишков, стала объяснять что-то. А Тишков замолчал.

«Ну и пусть он хоть немного помолчит, — беззлобно подумал Сергей Варфоломеевич. — А все-таки когда же мы поедем? Обедать уж придется дома, ночью. Раньше ночи мы домой не доберемся. Впотьмах очень опасно ехать через тот мост. А придется обязательно ехать впотьмах». И еще вяло подумал Сергей Варфоломеевич: «Интересно все-таки, что же у него вышло с братом, у Тишкова? Не хочет он про это рассказывать. Ясно, не хочет. Про свиней рассказывает, а про брата не хочет»…, В свинарнике Тишков о чем-то заспорил, с Перекрёсовым. Сергей Варфоломеевич, сидевший у дверей на солнышке, не уловил начала спора. Услышал только слова Тишкова:

— Вы погодите. Я скажу. Тут нету никакой узурпации. Закон позволяет… Я вот как раз уважаю закон. Довольно уже, кажется, было беззакония…

— Нет, уж вы меня извините, — деликатно попросил Перекрёсов.

— А я вам говорю. Я отвечаю. Вы погодите…

Это опять сказал Тишков. Очень грубо сказал. Не понимает, должно быть, с кем разговаривает. Не чувствует масштаба. Сергей Варфоломеевич в удивлении даже привстал с ящика, хотел заглянуть в помещение, но вдруг услышал, как засмеялся Перекрёсов.

— Ох, видать, и упорный ты мужик.

— Я упорный, — согласился Тишков и засмеялся каким-то хриплым смехом — оттого, что у него больная грудь.

Удивительным показалось Сергею Варфоломеевичу, что Перекрёсов обращается к Тишкову уже на «ты». Все время говорил ему «вы», а сейчас — «ты». Но это «ты» звучит не так, как звучало у Виктора Ивановича, который всем говорил «ты». Перекрёсов этим «ты» как бы выражает Тишкову свое приятельское чувство. И Сергей Варфоломеевич хорошо уловил этот оттенок.

— Так что же у тебя все-таки, Тихон Егорович, с братом-то произошло? — опять спросил Перекрёсов.

— Неприятная просто история, — вздохнул Тишков. — Очень даже неприятная…

— А все-таки?

Но тут появился наконец Григорий Назарович с какой-то папкой.

— Вон наш кучер идет, — засмеялся, увидев его, Перекрёсов, заметно повеселевший после осмотра свинарника.

Сергей Варфоломеевич, услышав его слова, помрачнел.

— Вы понимаете, товарищ Перекрёсов, тут произошло некоторое недоразумение…

— Я понимаю, — кивнул Перекрёсов. И неясно было, сердится ли он на Сергея Варфоломеевича за эту комедию с кучером или не придает значения.

А Григорий Назарович развернул папку и похлопал по бумагам ладонью.

— Молодцы! — сказал он. — Просто молодцы! — И протянул папку Перекрёсову. — Это колхозный план. Каждая графа обоснована. И все реально. Надо только немножко подредактировать, но это уже пустяки.

Перекрёсов положил папку на широкий дубовый пень и, присев на корточки, стал перелистывать бумаги.

Сергей Варфоломеевич заглядывал ему через плечо.

— Любопытно! — говорил Перекрёсов.

— Н-да!.. — как бы вторил ему Сергей Варфоломеевич.

Наконец Перекрёсов закрыл папку и сказал:

— Это мы потом обязательно посмотрим. Так, на ходу, нельзя. — И передал папку Тишкову. — Есть над чем подумать. План интересный, сильный!

— Я считаю, — посмотрел вокруг Григорий Назарович, — что, если все так и дальше пойдет, как сейчас, не хуже, это хозяйство года через три будет в два раза крупнее, например, «Авангарда». Я твердо уверен. Хотя здесь трудоспособного населения меньше, чем в «Авангарде», в четыре раза. Но здесь большие возможности. — И взглянул на Тишкова. — Ты, Тихон Егорыч, только не шибко задавайся.

— А я и не задаюсь.

— Нет, задаешься, не уважаешь гостей, — засмеялся Григорий Назарович. — В любой колхоз приедешь — тебе хоть кружку молока нальют. А у тебя мы сколько тут ходим…

— Ох, верно! — спохватился Тишков. — Я ведь все еще по-шахтерски живу: раз наелся как следует перед упряжкой, перед сменой, и до конца. А вы-то, конечно… — Он увидел девушку в косынке, прикрывающей почти весь лоб. — Вы глядите, как у нас девицы берегут от солнца свою красоту, чтобы не выгорела, не спалилась… Ты, Верочка, домой идешь? Зайди, пожалуйста, к Бескудниковой Клавдии, скажи — пусть чайную откроет. Пусть нарежет колбаски, сырку, чего у нее там есть. Может, консервы хорошие имеются. И яичницу пусть готовится сделать на… — он как бы пересчитал гостей, — на трех человек.

— А на себя что же не заказываешь? — улыбнулся Перекрёсов.

— Я дома потом поем, — почему-то сконфузился Тишков.

«Бескудникова Клавдия, — подумал Сергей Варфоломеевич. — Может, это и есть сама Клавка. Откуда же она взялась? Ведь уезжала. Точно, уезжала. Давно я ее не видел».

— Тогда сделаем так, — предложил Тишков, обращаясь сразу ко всем. — Пока там готовится, в чайной, пойдемте, я вам покажу, где мы сад намечаем. Кое-что уже посадили. Григорий Назарыч, наверно, видел…