Знакомство с Тишковым

Хозяйство Тишкова не произвело сильного впечатления на Сергея Варфоломеевича. "Конечно, - думал он, желая быть справедливым, достижения тут кое-какие есть. Тишков, должно быть, мужик с головой, хотя и наговаривает лишнее. Но кто видел хозяйство в том же "Авангарде", того этими показами не удивишь. В районном масштабе это семечки. Что бы о нас ни думали в обкоме, мы тоже, слава богу, не дураки. Если б Желтые Ручьи представляли районный интерес, мы бы сами давно ими занялись. Никитин что-то сюда не торопится. Он тоже вокруг передовых колхозов хлопочет. Там решаются главные успехи. А чушек разных мы видали... Не в них дело. И где они у него, эти чертовы чушки? Уж показывал бы скорее, да хоть бы присесть. Ноги прямо не идут. Мочи никакой нет".

Они подходили опять к узенькому мосту, с которого начался осмотр хозяйства.

Сергей Варфоломеевич напрягал последние силы. Если б его сейчас посадили обедать, подали бы ему, допустим, даже кетовую икру с маслом, яички всмятку, украинский борщ с сосисками или любимые с детства пельмени, он бы все равно не смог есть - устал до последней степени. Уснуть бы лучше всего. Или хотя бы посидеть. Перейти мост, поглядеть, если уж так хочет Тишков, на этих его паршивых чушек и потом посидеть в прохладе, выпить холодной водички, а еще лучше бы кваску из погреба. Вот кваску бы он, правда, выпил. Не надо никакого обеда, а только бы кружечку кваску кисленького.

Подошли к мосту.

Сергей Варфоломеевич чуть приободрился. Но Тишков вдруг сказал:

- Погодите. Вон видите кустарник в низине? Вы думаете, он останется? Нет. Тут же лучшие земли!

"Ну и пусть лучшие", - хотел сказать Сергей Варфоломеевич, стремившийся к мосту. Но не сказал, потому что Перекресов заинтересовался словами Тишкова.

А Тишков, придерживая рукой скрипящий протез и тяжело опираясь на палку, стал спускаться у моста в низину, где гнилостно пахло болотом и чернел густой кустарник. Пришлось пойти за Тишковым.

- Это уж на будущий год будем делать, - показывал Тишков на прутья кустарника. - Начнем-то в этом году, а уж посеем на будущий. У народа есть насчет этого большое желание...

И Тишков стал подробно рассказывать, какой у них боевой народ в Желтых Ручьях. Просто удивительный народ!

Тишков сам никогда не думал, что тут такие замечательные люди имеются. Но ведь сперва-то и трудно было угадать. Когда дела шли плохо, людей как-то не видно было. Многие, казалось, навсегда ударились в спекуляцию: дежурили на станции, ждали, когда какой поезд пройдет, чтобы продать проезжим ягоды, или грибы, или яички, или рыбу. Все больше занимались своими приусадебными участками. Да и тоже не сильно занимались. И многие делали вид, что колхоз их не так уж очень интересует. Пусть, мол, в колхозе орудует Федор Бескудников, поскольку его поддерживает будто бы райисполком.

- Да не поддерживал его райисполком, - болезненно скривил лицо Сергей Варфоломеевич. - Для чего напраслину-то говорить?

- Ну как же это не поддерживал? - посмотрел на него Тишков. - Очень даже поддерживал. Имеются факты...

Никаких, однако, фактов Тишков не привел. Да и Сергей Варфоломеевич не требовал. Он хотел только поскорее вылезти из этой низины, где зыбкая, сырая почва, прикрытая прелым прошлогодним листом, чавкала под ногами.

А Тишков ковырял эту почву своей суковатой палкой, показывая, какой она может быть плодородной, если, конечно, приложить руки. И опять хвалил здешний народ.

Правда, он сознался, что раньше, еще года два назад, ему здешний народ не нравился. Тишков раньше не только не хвалил здешних людей, но даже ругал. Если сравнить, например, с Донбассом, то там люди совсем другие. На одном собрании, где отчитывался Федор Бескудников и многие, даже члены правления, молчали, Тишков прямо так и спросил в сердцах: "Вы что же, граждане, как вас понимать - овцы или колхозники?" Многие, конечно, обиделись тогда. Начался сердитый разговор. Но Тишков этого и хотел. Он сказал: "Вы глядите, весь мир смотрит на нас. И весь мир удивляется, какие у нас творятся великие дела. Уже атомную энергию придумали и еще много чего. А что мы видим в Желтых Ручьях? Глупость видим и позор. И пьянство председателя колхоза. И молчим, как овцы. Что же мы прячемся от глаз всего мира? Или у нас силы нет? Или нету самолюбия? Ну, ответьте мне, товарищи колхозники, я приезжий к вам человек и, может, не все еще понимаю".

Тишков теперь признает, что он тогда ошибался. Народ, понятно, везде одинаковый. Надо только разобраться в народе, вглядеться в него. И вот, вглядевшись, он увидел...

Но что увидел, Тишков не сказал. Опять, поддерживая рукой скрипящий протез, он стал, кряхтя, подниматься из низины.

- Верно, я еще признаю, - перевел он дыхание уже на мосту, - верно, я еще признаю: если б не Григорий Назарыч, нам трудно было бы вылезать из нашего положения. Он много чего нам показал.

Узенький мост покачивался под ногами. Под мостом хлюпала и плескалась вода, и от нее шла приятная, освежающая прохлада.