Знакомство с Тишковым

- Я видел, - кивнул Григорий Назарович. - А гости, по-моему, устали. Хорошо бы им передохнуть.

- Ну что же, - согласился Тишков. - Можно и передохнуть. Но я думал так, - обратился он к Перекресову, - вы покушайте, а мы пока кое-какой народ соберем, хотя бы правление. Вы, может, нам речь скажете. Нам будет, знаешь, приятно.

- Какая там речь! - замахал руками Перекресов. - Мы слегка поедим и займемся делами. Посмотрим как следует ваши планы. Может, чего-нибудь вам посоветуем и у вас чему-нибудь поучимся.

- Ну, насмехаться-то бы, конечно, не надо! - укоризненно посмотрел на него Тишков. - Учиться у нас пока нечему. А вас послушать нам охота. Представителей у нас тут много перебывало. Но все указывают этак - в общем и целом. Тут сейчас у нас двое сидят. Один хорошо вчера вечером рассказывал насчет суеверий. Объяснял, до чего это глупо - верить, допустим, в религию. Это, конечно, очень полезно объяснять. Но народ задавал ему также вопросы по хозяйственной жизни, а он, этот представитель, сильно затрудняется. Хорошо бы завести разговор поближе к нашим делам...

- Вот мы такой разговор и постараемся завести, - пообещал Перекресов. Завтра уж заведем разговор, когда со всем познакомимся.

"Значит, мы сегодня не уедем, - с тоской подумал Сергей Варфоломеевич. - Напрасно я сапоги надел. Жарко в них. Слишком жарко".

- Ну, тогда отдыхайте пока, - как бы милостиво разрешил Тишков. - Я сам в чайную схожу. Может, Клавдия чего горячее сделает.

12

День все заметнее клонился к вечеру. Воздух чувствительно посвежел, опять подул легкий, зябкий ветерок.

Приезжие вернулись на площадь, где стояла их пролетка.

Сергей Варфоломеевич достал из-под сиденья свой плащ и, накинув его на плечи, уселся на бревна, лежавшие в стороне от входа в правление.

Тут он немного погодя не спеша разулся, пошевелил в прохладе пальцами ног, обмотал ступни портянками со свежих концов и снова натянул сапоги.

Ногам стало много покойнее, но на душе покоя не было.

К нему подошла большая лохматая собака с добрыми, грустными глазами, деловито обнюхала его, медленно помахала хвостом. Он хотел ее погладить. Протянул было руку, но заметил, что шерсть линяет, и, тихонько отпихнув ее ногой, сказал не сердито:

- Ступай-ка ты отсюда. Ступай.

Перекресов с Григорием Назаровичем стояли у пролетки и о чем-то неслышно беседовали. Но Сергею Варфоломеевичу думалось, что они беседуют обязательно о нем и оба сходятся в мнении, что он никудышный руководитель.

И еще показалось Сергею Варфоломеевичу, что Перекресов как будто подружился с Григорием Назаровичем. Вот Перекресов смеется. Что-то смешное рассказал ему агроном. И смеется Перекресов как-то уж очень громко. Сергею Варфоломеевичу думается, что так бы не должен смеяться секретарь обкома. Не солидно это, пожалуй.

Потом Перекресов и Григорий Назарович сели на бревна рядом с Сергеем Варфоломеевичем.

Отсюда было видно, как Тишков зашел в одну избу, затем в другую, пронес какой-то ящик и стал с ним подниматься на трехступенчатое крыльцо чайной.

За ним шла высокая красивая женщина. На ходу она надевала белый передник, завязывая за спиной широкие тесемки.

"Бескудникова Клавдия, - сразу узнал Сергей Варфоломеевич. - Она, точно, Клавка. - И стал думать: - Как же мы, занятно, с ней встретимся сейчас? Я человек женатый, и она, наверно, замужем. А может, она еще и незамужняя? Как бы там ни было, интересно ее повидать, вспомнить молодость".

И, все время печальный от неизъяснимых и не до конца осознанных огорчений сегодняшнего дня, Сергей Варфоломеевич вдруг душевно взбодрился и еще раз пожалел, что не приехал сюда раньше. Раньше бы он тут во всем разобрался сам и Клавдию бы повидал с глазу на глаз, без свидетелей.

"Все-таки молодость, - опять подумал он. - Всегда интересно, между прочим, ее вспомнить".

А Перекресов спросил Григория Назаровича, кивнув на Тишкова:

- Так что же у него вышло с братом?

- Тут целая история, - сказал агроном. - Тишков и мне не хотел рассказывать...

- Да, я тоже заметил, он чего-то, по-моему, скрывает, - присоединился к разговору и Сергей Варфоломеевич. - Хочет скрыть. Это заметно...

- Да ничего он не хочет скрыть, - будто обиделся за Тишкова Григорий Назарович. - Просто это его любимый старший брат. И ему неприятно, что так случилось.

А случилось, как объяснил Григорий Назарович, вот что. Брат Тишкова, Иван Егорович, стал немножко приворовывать, стал зимой таскать к себе в избу колхозные дрова.

В избе же у него жил Тихон Егорович, тогда еще не председатель колхоза, а просто инвалид. Тихон сказал, что это нехорошо, тем более он, Тихон, коммунист, и ему прискорбно смотреть, как его брат превращается в мазурика.

На что Иван сразу в сердцах заметил, что хотя Тихон и коммунист, но не отказывается, однако, лежать на теплой печи, протопленной ворованными дровами. "И к кому ты жаловаться на меня пойдешь? - спросил Иван. - К Федьке Бескудникову? Так он тоже ворует, хотя и состоит председателем".

Братья поссорились, но вскоре помирились.