От удара мужика развернуло винтом, и он упал лицом в асфальт. Высокий парень бросился вперёд, но не ко мне, а к своему павшему товарищу. Я решил погодить смываться. Парень этот опустился на корточки возле своего друга, перевернул его на спину и пощупал шею. Сидел он просто прекрасно, и я сделал пару осторожных шажков вперёд. А вдруг и здесь удастся? Но парень этот, видать, был тёртым. Моё движение он заметил и поднял на меня глаза.
— Э, стой, стой… Мы же просто поговорить хотели…
— Ага, поговорить! А чего тогда клешни протянул?
— Ты, пацан, чокнулся? Ты же его убить мог!
Я равнодушно пожал плечами и сплюнул. Теперь я рассмотрел и этого. Он не был похож на уголовника, как первый, но руки и у него были украшены синими татуировками. Он пошлёпал своего дружка по щекам и тот зашевелился. Жив значит. Теперь можно было и сваливать. Осталось только выдержать марку. Я обратился к Кабану, который уже стоял за спиной у высокого и через его голову тоже рассматривал лежащего на асфальте мужика.
— Слышь, ты, Кабан! Благодари Бога, что в тот раз ножичек свой из кармана не достал! И ещё за то, что я с подругой был и в благородство играл. Иначе я бы тебя в асфальт втёр! Как морковку на тёрке!
— Так, стоп! — высокий поднялся на ноги и обернулся к Кабану, — Про какой нож он говорит?
Кабан опустил голову и что-то буркнул. Парень протянул к нему руку:
— Давай сюда! Ну, быстро!
Кабан не поднимал головы, и тогда парень шагнул к нему и дал ему звонкую пощёчину, от которой маленькая, пижонистая кепчонка Кабана отлетела на три метра в сторону. Когда тот самый ножик очутился, наконец, в лапах старшего, он обернулся ко мне.
— Этот?
Я кивнул, а парень легко, одними пальцами, переломил толстую, деревянную рукоять, согнул пополам спрятанную внутри дерева сталь механизма и отбросил остатки в сторону. Я восхитился:
— Силён ты, дядя! А слабо чугунную оградку на улице Горького зубами перекусить? — и на всякий случай отпрыгнул ещё на шаг назад, — Я пробовал, у меня не получилось, а у тебя наверняка получится! В историю города войдёшь, дядя! Легендой станешь! А я тебе за это ещё деньжат подброшу. Во, гляди!
Я вытащил из кармана двадцать копеек и подбросил их на ладони.
— Соглашайся, дядя! Деньги хорошие, и, главное, почти ничего делать не надо! Лёгкие деньги, дядя!
Я уже приплясывал на месте, готовясь в любой момент сорваться с места, но тут парень расхохотался и протянул в мою сторону руку:
— Эй, волчонок, держи краба!
— Не, дядя! У нас с тобой дорожки разные! Я мальчик из хорошей семьи. Я, может, в следующем году в музыкальную школу пойду… а потом консерваторию закончу… На скрипочке играть буду или, вон, в дудку красиво дудеть… А, может, книги толстые писать стану… У меня, говорят, почерк ничего так себе. А у тебя и дружка твоего лохматого по семь лет строгого режима на руках прописаны. Телогреечка лагерная и всё такое, да? Не, дядя! Без такого знакомства я как-нибудь перетопчусь! Мне моя тонкая душевная организация не позволяет.
Парень этот уже ржал в голос. Ещё смеясь, он сказал:
— Дурак ты, пацан! Это морские наколки. — В доказательство он вытянул обе руки тыльной стороной вперёд, демонстрируя татуировки. — Ещё в мореходке по глупости сделал. Я старпомом на сейнере работаю, а это наш боцман. Он, правда, отсидел пятёрку по молодости, но уже давно завязал. Тебе сколько лет-то?
— Через неделю одиннадцать будет. А вам-то зачем? — ну, если моряк, да ещё и старпом — почти капитан! — то тыкать уже было никак нельзя.
Старпом снова заржал:
— Придёт в себя, я с него не меньше трёх бутылок коньяка за молчание стрясу! Чтобы в экипаже не узнали, как одиннадцатилетний пацан его уработал!
Я собрался исчезнуть, но Кабану на прощание пару слов сказать всё-таки следовало.
— Слышь, Кабан! Я тебя предупреждал в наших дворах не появляться? Предупреждал! Так вот, ты мне теперь опять задолжал! Я тебя всё равно рано или поздно подловлю! Одного или с дружками твоими ссыкливыми! Я вас снова в список занёс!
Парень вмешался:
— Э, пацан, постой! Сколько хочешь, чтобы его из списка вычеркнуть?
— В смысле? Чего "сколько"?
— Ну денег сколько? Ты же сказал, что он должен. Так сколько должен?
Я не задумываясь ответил:
— Сорок копеек. Двадцать моему другу, у которого он в прошлом году отнял, и двадцать мне, как военный трофей!
Старпом повернулся к Кабану и приказал:
— Отдай ему!
— Я ему уже отдавал! Прошлый раз.
— Если бы я тебя здесь не встретил, я бы и не вспомнил. Но я тебя встретил, так что ты мне снова должен!
— Отдай, я сказал!
Кабан порылся в карманах и буркнул, что у него нету. Старпом выудил из-за пазухи кошелёк, порылся там и протянул мне две двадцатки. Я помотал головой:
— Вы мне ничего не должны. Он должен!
Старпом усмехнулся и протянул мелочь Кабану. Тот осторожно подошёл ко мне и остановился в двух метрах.
— Бросай по одной! — кто их знает, этих портовых. Осторожность не помешает!
Когда монеты оказались у меня в кармане, я развернулся было уходить, но меня догнал голос старпома.
— Эй, пацан, тебя как звать-то?
— Сашка. А вам зачем?