Знакомство (СИ)

Я решал задачу. Правильнее было бы сейчас сделать короткий шажок назад с небольшим доворотом вправо, чтобы эти трое опять оказались передо мной. Но мне очень хотелось отомстить Шнуру за Серёгу, который в прошлом году полетел через его спину и больно ударился о землю головой. Для этого было бы лучше, чтобы он пока ничего не заподозрил.

Искушение было очень велико! На мне жёсткие ботинки, шнурки завязаны туго, так что при ударе я их не потеряю. Я остался на месте, глядя крепышу в область солнечного сплетения, краем глаза фиксируя асфальт под ногами. Низкое солнце светило мне в спину, и я понимал, что тень на асфальте я увижу своевременно.

Если он ничего не понял и снова опустится на четвереньки у меня за спиной, пару зубов я ему вышибу! Нужно только не позволить крепышу уцепиться за рукав или воротник пальто руками. Он массивнее меня, и я сразу потеряю все мои преимущества. Так думал я, украдкой наблюдая, как тень на асфальте передо мной встаёт на коленки.

Я улыбнулся крепышу, на полметра отпрыгнул влево, разворачиваясь в воздухе на сто восемьдесят градусов, легко приземлился на носки и выпрямляясь нанёс Шнуру тупым, прочным носком ботинка страшный удар в подбородок. Как меня научил Славка, мой приятель из старшей, "мастерской", как мы между собой её называли, группы самбо, я ещё громко вскрикнул при этом.

***

По поводу улыбки мне Славка популярно объяснил. Говорит, это элемент психического давления. Ты таким образом пытаешься противника заранее сломать. Когда я не поверил, он предложил мне подумать над тем, как воспринимается широкая улыбка вначале, и как она воспринимается потом, если человек, дружелюбно улыбаясь, тебе внезапно под дых ударит.

— После этого такая улыбка уже будет восприниматься остальными, как серьёзная угроза!

***

Я тут же сделал широкий шаг вперёд с поворотом на девяносто, готовясь маневрировать, если увижу несущуюся на меня тушу крепыша. Но оказалось, что оба оставшихся противника, открыв рты смотрят на своего друга, который лежит на асфальте и не двигается. Судя по тому, какой звук издали зубы последнего, они если и не вылетели, то покрошились изрядно.

— Давно хотел это сделать… — широко улыбаясь, громко сообщил я и сделал шаг вперёд, возвращаясь в прежнюю позицию.

Согнув руки в локтях, я сделал обманное падающее движение корпусом в сторону второго пацана. Мне нужно было его напугать, и это удалось. Пацан отпрыгнул чуть ли не на два метра назад и едва не ляпнулся на жопу, зацепившись каблуком за ямку в асфальте.

Теперь посмотрим, достанет крепыш свой ножик или побоится? Я чувствовал своё преимущество и поэтому протянул к нему раскрытую руку и, по-прежнему улыбаясь, сообщил ему, что он мне кое что должен.

— Слышь, ты, кабан! Ты в прошлом году у моего друга двадцать копеек отобрал. Ты мне теперь должен сорок!

Вот теперь можно было взглянуть ему в глаза. Только не забывать улыбаться. Мне нравилось, как он стоял. До него не больше двух метров, левая рука опущена вдоль тела, правая в кармане. Непосредственной опасности он не чувствует. Стоит набычившись, с ненавистью глядя мне в глаза, рожа красная. Долго ждать не следует. Если попытается вытащить руку из кармана, буду сразу бить!

От удара он может и не упасть, очень уж массивный, но тяжёлая боксёрская груша, когда у меня удар удавался, отлетала на метр. Посмотрим… В любом случае, удар должен выйти болезненным. Я мельком оглянулся назад, убедился, что кроме Кати поблизости нет ни единой души. Как бы дальше ни вышло, нам с ней нужно будет отсюда смываться.

Последнее я додумывал уже в прыжке с разворота. Удар получился знатным! Каблуком правой ноги я метил, как и учил Славка, в точку отстоящую на десять сантиметров вглубь его пальто. Кабан не просто упал навзничь, а ещё и перевернулся через голову. Красиво получилось!…

Второй его друг тут же развернулся и быстро побежал. Шнур уже пришёл в себя и полулежал на асфальте, прислонившись затылком и плечом к чугунному ограждению. Тряся головой, он меланхолично сплёвывал себе на пальто кровь вперемешку с густой слюной. Жив гадёныш и ладно!

Надо было уходить, но я не удержался от маленькой мести. Подскочив к Кабану, который уже перевернулся на спину и полусидел, опираясь на локти, я потребовал:

— Слышь, ты, где мои сорок копеек? Ну!.. — я занёс кулак для удара.

Кабан вжал голову в плечи, сел прямо и сунул руку в правый карман. Я на всякий случай отодвинулся. Он правша, и нож у него должен лежать в правом кармане. Но Кабан не помышлял о мести. Когда он вытащил руку, на его ладони лежала целая гора мелочи, вперемешку с табачными крошками. Он протянул ладонь мне. Глаза у него были круглыми и испуганными. Левой рукой он держался за грудь.

Я выбрал две двадцатки и, улыбаясь, сказал ему напоследок:

— Слышь, ты, сучёнок! Увижу тебя или твоих дружков в наших дворах, вы уже так легко не отделаетесь. Кивни, если понял?

Сучёнок послушно кивнул, и я выпрямился. Вот теперь нужно было сматываться, потому что в улицу из-за угла завернула толстая тётка с двумя авоськами. Я подлетел к Кате, схватил её за руку и шепнул на ходу:

— Бежим!