— По какому праву… — начал было он, но Самойлов его перебил.
— Вы подозреваетесь в совершении преступлений, ответственность за которые предусмотренна следующими статьями уголовного кодекса РСФСР… — он протараторил номера чуть ли не десятка статей.
Видимо, чтобы понятым было понятно, о чем идёт речь, он повернул голову в их сторону и пояснил:
— В переводе на русский язык — совращение несовершеннолетних, изнасилование и убийство…
Женщину передёрнуло. На лицо физрука медленно наползала бледность, лоб его покрылся мелкими капельками пота.
— Вот постановление о проведении обыска в вашей квартире, — следователь достал из папочки и подержал перед лицом физрука лист бумаги, потом отвернулся от него и скомандовал:
— Фёдор Игнатьевич, приступайте! Сделайте мне, пожалуйста общий вид комнаты, ну и, как обычно, состояние мебели и других предметов. — он глянул на свои наручные часы и сделал запись в блокноте.
Пожилой криминалист приступил к фотографированию. Некоторое время в комнате царила тишина, прерываемая только щелчками затвора громоздкого фотоаппарата и скрипом сапог переминающегося с ноги на ногу участкового. Он стоял рядом с понятыми. После каждой вспышки у меня в глазах долго плавали зайчики, поэтому я зажмурился и не открывал глаз до тех пор, пока не услышал голос криминалиста,
— Я закончил.
Новое распоряжение Самойлова:
— Приступаем к обыску, товарищи! Прошу все непонятные или подозрительные предметы, показывать понятым и ко мне на стол. Начинаем вдвоём одновременно обе стены от окна.
Первым отозвался оперативник, который как раз сейчас осматривал этажерку. Он выпрямился и в руках его оказался тот самый альбом с жёлтой, бархатной крышкой. Едва открыв, он его тут же захлопнул и повернулся к понятым.
— Подойдите, товарищи…
Поднялся из-за стола и Самойлов. Он не стал подходить близко, но вытянул шею, пытаясь рассмотреть, что привлекло внимание оперативника.
— Вот, товарищи, фотоальбом с обложкой жёлтого цвета. Я сейчас покажу вам, какие фотографии содержит его первая страница, — с этими словами он откинул крышку, и головы понятых склонились над альбомом.
Голова тётки дёрнулась, как от удара, и она на ватных ногах, пошатываясь, отошла к стене. Второй понятой тоже поднял глаза от альбома и с ненавистью уставился на сидящего на стуле физрука. Тот глядел в пол. Самойлов пощёлкал пальцами, требуя отдать альбом ему.
— Приобщается к делу. Фотоальбом номер один. В обложке жёлтого цвета. Альбом содержит… — Самойлов быстро пролистал альбом, про себя считая фотографии, — Альбом содержит тридцать две чёрно-белых фотографии формата 9 х 12. На фотографиях изображена незнакомая обнажённая девушка, по виду несовершеннолетняя. На некоторых фотографиях изображён мужчина, внешним видом напоминающий подозреваемого гражданина Чумака. На последней фотографии альбома мужчина, внешним видом напоминающий гражданина Чумака, сидит на корточках над трупом той же самой девушки, которая лежит на правом боку, лицом к нам. Судя по фотографии горло девушки перерезано.
Раздался глухой звук падения. Тётка понятая не выдержала этих подробностей и упала в обморок. К ней кинулся участковый, лицо которого тоже было бледным. Раздался голос Марины,
— Всё, Малыш, ты видел достаточно! Поставь этому ублюдку свою метку и закрывай окно. Это не для детской психики.
***
Перед тем, как отправить меня умываться перед сном, Марина сказала:
— Знаешь, Малыш, ты не рассказывай пока никому об этом изверге. Ни Надюшке, ни Натке. Что-то побаиваюсь я за их психику… Потом сами узнают. — и добавила. — Я им запретила часики дарёные в школу носить. Как они объяснят, если кто-нибудь спросит, откуда у них дорогие дамские часы да ещё французские? Я посмотрела на циферблат — какая-то «Сейко». Даже не слышала о такой марке… Ты, Малыш, если подарки какие-нибудь делаешь, не забывай, что у нас в стране не всё купить можно, ладно?
Геннадий Васильевич
Сегодня суббота. Проснулся я от звяканья тарелок и звука льющейся в раковину воды. Дверь в спальню Марина намеренно оставила открытой, чтобы мы, я и Надюшка, от этих бытовых звуков постепенно просыпались. По субботам она всегда так делала. Я потянулся под одеялом, скосился одним глазом на окно спальни, понял, что ещё темно, как ночью, и, удостоверившись в этом, бодро вскочил с кровати, проделал в хорошем темпе пару махов руками и ногами и рысью кинулся в ванную.
Когда я, уже умытый и одетый к завтраку зашёл на кухню, Марина сидела на своём месте за кухонным столом и курила. Рядом с хрустальной пепельницей стоял её любимый подстаканник, с тонкостенным стаканом, сквозь стенки которого рубиново светился крепко заваренный свежий чай.
Марина курит редко. Обычно только тогда, когда настроение у неё неважное или когда сильно устаёт. Но улыбка, с которой она встретила моё появление на кухне сегодня, говорила скорее о другом. Она выглядела отдохнувшей и настроение у неё было прекрасным. Даже подмигнула мне:
— Проголодался? — я кивнул, улыбнувшись в ответ.
— Садись, сейчас кормить тебя буду!
— А как же Надюшка? Может разбудить её?