Знакомьтесь - Балуев!

Знакомство это Колобухин устраивал, исходя из простого расчета: огневикам останутся памятными живые лица его бойцов, которых они должны поддержать в напряженные мгновения, когда те пойдут на сближение с противником; тем воодушевленнее будет их мастерство. У бойцов же Колобухина останется неиссякаемая уверенность, что огневики не подведут и что они вообще народ надежный.

Кстати сказать, во встречах этих на первый взгляд не было ничего такого, что указывало бы на сердечную дружбу двух родов войск. Наоборот, они всегда сопровождались взаимными упреками и довольно–таки обидными шуточками и розыгрышем. Но тут уж ничего не поделаешь. Внешне грубоватый и насмешливый характер русского человека — только оболочка, защитная оболочка застенчивости, нежности, доверчивости, любви необыкновенной.

Два раза мы обрабатывали передний край противника артиллерией. И оба раза он встречал нашу пехоту плотным огнем. Как только орудия начинали бить по переднему краю, враг отходил в глубину, оставляя в дотах лишь гарнизоны. Едва мы переносили огонь в глубину, гитлеровцы бежали по ходам сообщения обратно к передовым траншеям, залегали в них и били по нашей пехоте.

И вот Колобухин явился к командиру части и доложил свой план. Замысел был до предела ясным. Ночью бойцы штурмовой группы в определенных пунктах просочатся в расположение противника. Артиллерия откроет огонь по переднему краю. Фашисты покинут траншеи и побегут в ходы сообщения. Артиллерия переносит огонь в глубину, фашисты бегут по ходам сообщения обратно, — здесь их бьют автоматчики.

— Сигналы? — спросил командир.

— Сигналов особенных не надо, — сказал Колобухин, — будем действовать по расписанию, по часам. План точный.

Теплый, с какого–то океана занесенный ветер не остывал даже к ночи. И поэтому лужи не замерзали, отряд мог идти бесшумно.

В проволочных заграждениях и ажурных трубах спирали Бруно саперы заранее прорезали проходы. Но каждую пядь прохода приходилось просматривать и прощупывать заново: враг мог с вечера обнаружить проход и, не заделывая его, установить на троне минные ловушки.

Продвигались по одному. Пока один полз, другие лежали, прилипнув к влажной земле, вслушиваясь. Достаточно одного неловкого движения, чтобы вся тишина треснула и обрушилась огнем.

Дно извилистой балки служило лучшим скрытым подступом к кустарнику, где был назначен рубеж скопления. Но так могли думать и враги. И Колобухин повел бойцов не по балке, а по брошенным, оползшим, старым окопам, наполненным тяжелой талой водой.

Брели, склонившись, прижимаясь грудью к воде, и, если у кого всплескивало под ногой, все останавливались и ждали.

В кустарнике сохранился снег. Он был почти сухим, и люди лежали на этом снегу в мокрой одежде.

Колобухин, оставаясь верным себе, произнес едва слышно:

— Продукты здесь хорошо хранить, не испортятся. Как в леднике.

Потом он вынул фонарь со стеклом, заклеенным черной бумагой. Бумага в одном месте была проколота булавкой, и узкий, как паутина, луч повис на циферблате часов.

— Вот немного остынете, — сказал Колобухин, — и скоро начнем.

Все произошло именно так, как рассчитал Колобухин.

В момент переноса огня в глубину бойцы пробрались в немецкие траншеи. Саперы взорвали два бетонированных дота вместе с гарнизонами. В изгибах ходов сообщения стали автоматчики. В колодцы для сброса воды залезли бойцы, которые должны были пропустить мимо себя врагов и бить им в спины гранатами. Два ручных пулемета и один немецкий станковый выставили наружу, чтобы вести огонь, если фашисты попытаются вылезать из ходов сообщения.

Схватка была короткой, кровавой и очень ожесточенной.

На следующий день нам удалось повидать место боя. В тесных и длинных канавах протекала вода. Отвесные стены канав были иссечены бороздами пуль; в тех местах, где рвались гранаты, земля оползла, и из нее торчали обломки креплений. На дне канав лежали трупы вражеских солдат. Их было много.

Вечером мы увидели Колобухина с его бойцами у танкистов. Похлопывая ладонью по броне танка, Колобухин небрежно говорил:

— Из него видимость куцая, да и сам заметен, как амбар какой–нибудь. — И, оглядываясь на своих бойцов, он подмигнул и добавил: — Разве что по пути, потому можем к вам попроситься, а так ни в жизнь.

Высокий черный танкист, пытаясь скрыть обиду напускным равнодушием, сказал:

— Вы только бечевками привяжитесь: растрясем по дороге, потом езди, собирай вас.

— Веревки мы захватим обязательно, — в тон ему ответил Колобухин, — если завязнете, чтобы было чем вас вытянуть.

Но хотя так, внешне язвительно, и разговаривали друг с другом эти представители разного вида оружия, мы догадались, что Колобухин опять что–то затеял.

И верно. На рассвете он посадил своих бойцов на эти грозные машины и пошел в ответственную операцию по спутанным тылам врага, чтоб в неразрывном и дружеском взаимодействии с танкистами снова нанести смертельный удар в ближнем и неотвратимом бою.

1943

Битва на рубеже

Небо скрежещет. Этот звук заполняет собой все. Клокочущий, металлический, он делает пространство тесным, воздух плотным.