Знакомьтесь — Юджин Уэллс, капитан

— И на концерте. Ты что — решил, будто мы дурь хаваем для кайфа, как эти пустоголовые? Не, парень. Мы так сознание расширяем. Раскрываемся на все сто. А эти, что в зале? Ты почему, думаешь, мы только по имперским планетам катаемся? Есть ведь такие богатые колонии — чистый отпад! Все дело в этой штуке, которая вот тут упрятана, — и он постукивает себя согнутым пальцем по лбу. — Эта штука, она есть у имперцев, но нет у колонистов. А без нее все наши эффекты, свет, шум — не разогреют публику-то. Они ведь все направлены только на то, чтобы этого жучка в башке расшевелить. И уж он-то даст копоти! А если в башке ничего не отзовется — играть мы будем в пустоте. В вакууме. И никогда на обратный билет не заработаем. Публике-то, ей все равно, под что тащиться. Что под блюз, что под народную музыку. Лишь бы психоделики их мозги включили.

— Получается, без центра равновесия нам и играть-то ни к чему, так? И кайф от блюза я из-за этой железяки в башке имею? — вопрошаю я.

— Ты, парень, такие вопросы мне задаешь, точно я господь, — серьезно отвечает Варвар. — От таких вопросов, если задуматься, запросто крышу набекрень сдвинет. Ты живи, как живется. Жить надо в кайф. Лабать надо в кайф. Голову не забивать. Понял?

Его слова поддерживаются кивками. Все смотрят на меня… ну, как на ненормального. С некоторым удивлением. Даже с опаской. Совсем как тогда, на Джорджии. И я киваю согласно. Чтобы не выделяться. Они хорошие чуваки. Простые. Незлобные. Просто думать не хотят. Вот ведь странно — я хочу, но у меня не выходит. А они могут, но не хотят.

— Понял, — говорю. — Выпьем. И еще слабаем.

— Это по-нашему, чувак, — хлопает меня по плечу Иван. — Ты будь собой и в голову не бери. Вот и будет блюз. Слабаем. Так слабаем, что черти вздрогнут.

И мы снова пьем, пуская бутылку по кругу. Все, в том числе и девушки. Я достаю бутерброды, что мне Мишель с собой на обед передала, и мы дружно закусываем. Взаимопонимание снова соединяет нас. В голове немного шумит от выпитого. Я отметаю попытку Триста двадцатого вывести из организма вредные вещества. Сбрасываю Варвару все подряд, что на ум приходит. И постепенно забываю о липком ощущении того, что все мы тут — живые куклы. Неизвестно кем запрограммированные тащиться от музыки и заводить своей игрой других кукол. И мы лабаем час за часом. Увлеченно. Все более самозабвенно. Раскованно. Вновь и вновь запускаем бутылку. В перерывах между темами жадно прихлебываем холодное пиво. Посыльный то и дело приносит нам очередную порцию выпивки. Девушки сбрасывают свитера, остаются в облегающих водолазках. Их лица порозовели. Иногда они даже решаются на соло, спрашивая у меня разрешения взглядом. Больше всех старается Фатин. У нее временами прорезается чудный чувственный субкант — этакая легкая джазовая хрипотца. Крошка Фрэнки к Фатин явно неровно дышит. Уж больно у них совместная импровизация замечательно выходит. Правда, во время своего соло, она все норовит за меня взглядом уцепиться. Глаза у нее коричневые, с поволокой, и взгляд будто подогрет изнутри.

…Двое мужчин сидят у большого голоэкрана. Внимательно смотрят на распоясавшийся, отвязный джем кучки потных, раскрасневшихся мужчин и женщин. Вслушиваются в хрипловатый голос лидера. Выхватывают и вновь повторяют некоторые фрагменты.

— Ну, что скажешь, Джек? — спрашивает оператор.

— Что тут скажешь? Альбома на три мы отсюда нацарапаем. Разойдется на ура. Как запись?

— Все в норме. Я с избытком пишу. Смикшируем после. Но звук хороший.

— Интересный парень, верно?

— Не то слово. Я даже отсюда кайф ловлю.

— Мишель, как всегда, на высоте. Чутье у нее на деньги. И где она этого парня откопала? — спрашивает Генри сам у себя. Глядя на голоматрицу, слегка расслабляет галстук. — Прямо хоть иди и пей с ними, черт их дери.

…Хайнрих Драй заканчивает сборы. Наливает кофе в небольшой термос. Усаживается за стол и извлекает из кухонного автомата пару больших бутербродов с тунцом. С аппетитом съедает их, не обращая внимания на странный вкус. Раздумывает — а не съесть ли еще один? Но кухонный автомат больше не отзывается на его голос. Не реагирует он и на кнопку перезагрузки. Его панель светится сообщением: «Невосстановимая ошибка».

— Дьявольщина! — в сердцах говорит Хайнрих. — Ладно, разберусь позже.

Он надевает куртку. Проверяет, на месте ли запасной магазин и нож. Укладывает в сумку термитную шашку, которая должна превратить все его оборудование, включая любимую винтовку, в лужу расплавленного металла. Сует туда же термос. Спустившись в гараж, выключает автопилот автомобиля — ни к чему давать полиции лишнюю улику. Невелика печаль, доеду и на ручном управлении. Двигатель глухо урчит, разгоняя полутьму переулков. Хайнрих сладко щурится в предвкушении славной охоты. Слегка кружится голова и немного подташнивает. Он на ходу плещет в крышку термоса немного кофе. Делает обжигающий глоток. Через пару минут головокружение прекращается.

— То-то же, — самодовольно ухмыляется ночной охотник.

…Жак Кролл вновь отвечает на вызов неизвестного абонента.

— Слушаю, — напряженным голосом произносит он.