Знакомьтесь — Юджин Уэллс, капитан

Через полчаса интенсивных занятий на искусственной полосе препятствий в спортзале этажом выше, взмокшие бойцы одинаково ненавидят и Баркова, и Юджина, и лейтенанта.

Десятью этажами ниже, в комнате отдыха при дежурной части городского управления полиции, капитан Карванен тоже смотрит визор перед тем, как вздремнуть пару разрешенных часов. Презрительно кривит губы, глядя на буйство людей в огромном зале. «Сволочь», — цедит он сквозь зубы.

Сон не идет. Лежу, не раздеваясь, поверх нежного атласного покрывала. Отбрасываю в сторону ненормально мягкую подушку, закладываю руки за голову.

«Не понимаю тебя, Триста двадцатый. Зачем нам питаться консервами?»

«Из соображений безопасности».

«Хорошо, я попрошу Мариуса отправить кого-нибудь в магазин. Ты считаешь, что еду в ресторане могут отравить? Ее ведь проверяют, перед тем, как привезти ее нам. Яд сразу будет обнаружен».

«Я считаю, что питаться консервированной пищей и бутилированной водой будет безопаснее».

«Ситуация ухудшилась, да?»

«Я только предполагаю это».

«Ты не доверяешь охране? Почему?»

«Я не могу ответить. Извини», — следует ответ после небольшой паузы.

«Я устал от твоих недомолвок, Три-два-ноль. Я чувствую себя марионеткой. Ты используешь меня?»

«Ответ отрицательный. Ситуация под контролем».

«Триста двадцатый».

«Слушаю».

«Мне начинает казаться, что кто-то из нас в моем теле лишний».

«Я знаю об этом твоем ощущении. Ты не прав».

«И тебе больше нечего добавить? Влез в меня и командуешь! Ты же не только меня подставляешь. Ты и Мишель в это дерьмо втравил!»

«Я прошу довериться мне».

«Ты в который раз просишь это, чертова жестянка, и с каждым днем становится только хуже!»

«Юджин, я ведь мог и устранить из твоей памяти эту информацию. Ты сам это знаешь. Я стараюсь быть честным с тобой».

«Триста двадцатый, я ощущаю, как вокруг нас с Мишель что-то происходит. Словно воздух сгущается. Опасность всюду. В каждом взгляде. В каждом встречном человеке. Все эти трупы, взорвавшиеся машины, падающие лифты. Это страшнее, чем на войне. Там хоть знаешь, откуда тебе угрожают».

«Я понимаю. Завтра должно стать легче».

«Ты уверен?»

«С вероятностью в восемьдесят семь процентов. Это высокая вероятность».

«Что-то сомневаюсь я, чтобы то, что вокруг творится, кончилось само по себе».

«Возможно, ты прав».

«Что?»

«Ты слышал. Что за привычка переспрашивать? Вы, люди, так нерациональны!» — холод сквозит внутри от слов совершенно незнакомого существа.

«В чем ты сомневаешься, жестянка?»

«Не называй меня жестянкой. Металл занимает всего шестнадцать процентов от моей массы».

«Не уходи от ответа, чертов робот! В чем я прав?»

«В том, что масштаб необъяснимых событий возможно превысил критическую массу и последствия этих событий могут воздействовать на тебя и Мишель после устранения непосредственной физической угрозы со стороны Кролла».

«Умеешь ты обрадовать».

«Уж какой есть. Но это только предположение».

«Понятно. Знаешь, мне не очень хочется задумываться о том, что будет потом. Разобраться бы с текущей проблемой. А как дойдет дело до следующей, тогда и возьмемся за нее. Что скажешь?»

«Скажу, что все вы, люди, склонны откладывать подальше то, что их тревожит. Или то, что потребует больших усилий для реализации. Иррациональность — это так вам свойственно».

Я чувствую, как теплота возвращается в его голос. Мне до жути не хочется иметь внутри себя холодное враждебное существо, что говорило со мной пару секунд назад. Все-таки я как был, так и остался большим ребенком, которого по ночам пугают тени в углах спальни.

«Тебе бы надо поспать. Ты сильно устал», — заботливо говорит Триста Двадцатый.

«Не могу. Не спится. Тревожно внутри».

«Все будет хорошо. Не беспокойся. Хочешь, я помогу? Спокойной ночи, чувак».

«Спокойной ночи, жестянка».

Сон опускается пушистым покрывалом. Я легко дышу, забывая на время все свои тревоги.