И тревога внутри смывается жаждой боя. Я начинаю дрожать от сдерживаемого азарта. До чего же ты хищная тварь, железяка!
«Если нельзя отступить, надо принимать бой», — следует немедленный ответ.
«Ты прав», — возбужденно шепчу я, открывая дверь.
Мариус на цыпочках крадется мне навстречу.
— Тсс! — шипит он, вроде бы совсем не удивленный тем, что у меня в руке боевой нож и сам я полностью одет. — Внешние посты не отвечают. Будите баронессу, сэр.
— Твою мать! Зови меня Юджином!
— Давай, Юджин! Занимаем оборону в прихожей. Будь с баронессой.
— Сколько с тобой людей?
— Трое, я четвертый. Двое — отдыхающая смена в комнате прислуги на этаже. Не отвечают. Двое на посту в коридоре… были. Полиция уже оповещена.
— Ладно, я пошел, — шепотом говорю я, устремляясь к спальне Мишель. На ходу оборачиваюсь, передаю подсказку Триста двадцатого: — К окнам не подходить, одного человека у входа на балкон, одного — для контроля внешних комнат.
— Людей не хватит!
— Выполняй!
— Слушаюсь, сэр!
— Вход забаррикадируй!
— Уже! — я слышу тихий звук сдвигаемой мебели.
Запах Мишель встречает меня. Сама она — свернувшаяся в клубок гибкая кошка, спокойно дышит во сне.
«Триста двадцатый, предупреди меня, когда войдем в боевой режим».
«Принято».
— Мишель, проснись! — шепчу я на ухо баронессе.
— Юджин?
— Тихо. Быстро одевайся! Не говори вслух. Вообще не разговаривай. Выполняй! Давай, милая, мы в опасности!
— Что случилось?
— Быстро, быстро, Мишель. Одевайся и ложись на пол.
— Поняла, — она, наконец, улавливает происходящее. Отбрасывает одеяло. Я отвожу взгляд от переливов ее тела под тканью длинного прозрачного пеньюара. Под шорох одежды крадусь к двери.
«Опасность!» — предупреждает Триста двадцатый и тут же грохот автоматического пистолета охранника в гостиной бьет по ушам.
«Мариус, двое на балконе!» — кричит тот в микрофон, раз за разом выпуская пули.
— Ложись! — я хватаю полуодетую Мишель и валю ее на пол. Неясная тень мелькает в окне. Свист рассекаемого лопастями воздуха. Очередь многоствольного крупнокалиберного пулемета взрезает толстенный пуленепробиваемый стеклопакет и в момент превращает спальню в пыльные развалины. Куски штукатурки и бетона стучат по полу. И я понимаю — не будет никакого шокового оружия. Нас просто убивают. Всеми доступными средствами. Вторая очередь. Так низко и кучно, что я чувствую, как макушку обдает теплом от проходящей над самой головой трассы.
— Господи, Юджин! Что это? — в ужасе кричит Мишель. Кашляет, наглотавшись густой пыли. Я только прижимаю ее голову теснее к полу.
— Не шевелись! Не поднимай головы!
Свист лопастей чуть отдаляется. Коптер смещается левее. Бьет по окнам соседней комнаты. Вспышка светошумовой гранаты в гостиной видна даже через дверь. В ушах тоненько звенит от грохота. Я чувствую, как буравят стены гостиной очереди из бесшумного оружия. Пистолета охранника больше не слышно.
— «Штурмовой карабин „Шмель“, две единицы, применяется в частях специального назначения, — синхронно комментирует Триста двадцатый. — Необходимо покинуть комнату».
Я не вижу ни зги в пыльной завесе. Хватаю сопротивляющуюся, ничего не соображающую от страха Мишель и изо всех сил толкаю ее в сторону двери, выходящей в холл. Двери больше нет, только обрывки пластика топорщатся из выкрошенного косяка. Удар взрыва в прихожей. Частая пистолетная пальба.
— Лежи! Слышишь? Лежи! — кричу я в самое ухо Мишель. Кричу, пока она, с остановившимся взглядом не кивает.
«Опасность справа. Боевой режим?»
«Давай!»