Знакомьтесь, литература! От Античности до Шекспира

В историях про Олимпийских богов бросается в глаза их крайний антропорфизм. Он в принципе характерен для архаического сознания, отождествляющего себя с окружающим миром, в результате чего вся природа оказывается наделенной человеческими чертами: грустит, радуется, гневается, стремится погубить человека или помогает ему. Но в описании жизни обитателей Олимпа и их многочисленных родственников, в этих бесконечных адюльтерах, ссорах, сценах ревности, скандалах, интригах и препирательствах столько не просто человеческого, а даже какого-то бытового, они так близки в своих слабостях и страстях людям, и тогдашним, и нынешним, что сложно удержаться от иронического тона, когда рассказываешь о перипетиях их божественного, но такого понятного существования. Они женятся, рожают, изменяют, обманывают, ссорятся, порой дерутся и снова мирятся. Они постоянно таскаются с Олимпа на землю в поисках приключений. Они едят амброзию и пьют нектар, которые получают из дыма жертвоприношений: заколотых жертвенных тельцов и агнцев люди разделывают на части, и одни части сжигают, а другие съедают сами, становясь, таким образом, сотрапезниками на пиру у богов[8]. Но люди вполне в состоянии и уморить богов голодом, если прекратят приносить жертвы — и примеров таких попыток достаточно. При определенных обстоятельствах боги могут получить от смертных копьем, и довольно болезненно, причем смертный останется безнаказанным. Глядя на эту развеселую компанию довольно легкомысленных полуобнаженных атлетичных красавцев и вечно юных красавиц, постоянно пирующих на вершине Олимпа, подвластных мимолетным влюбленностям, зависти, гневу и боли, невольно задаешься вопросом: действительно ли древние греки во все это верили?

В буквальном смысле, разумеется, нет. Сегодня практически каждый так или иначе верит по-своему в Бога — ну, или, как минимум, не отказывает вовсе в гипотетическом существовании чему-то высшему и непознаваемому — но вряд ли кто-то даже из числа самых консервативных ортодоксов воображает его как реального старика, усевшегося поверх хмурых туч, чутко прислушивающегося к происходящему на земле и окруженного пухлощёкими ангелами с арфами наперевес. Собственно, так Бога не представляли и те, кому мы обязаны этому образу: например, Дионисий Ареопагит, богослов и философ христианской античности, указывая на символизм любых божественных изображений, писал, что «Бог изображается как старец, и это означает, что он древний и сущий», но вовсе не то, что он в самом деле таким старцем является.

^{Боги на горе Олимп. Гравюра, 1565 г.}

Очевидно, что для жителей древней Эллады не было тайной, что на верхушке горы Олимп нет никаких дворцов, построенных из золота и серебра, в которых денно и нощно пируют бессмертные боги. Нужно помнить, что, например, уже в VI в. до н. э. Пифагор Самосский высказал гипотезу о шарообразной форме Земли, а глава Александрийской библиотеки Эрастофен в III в. до н. э. не просто знал, что Земля круглая, но при помощи палки и солнечной тени верно вычислил длину ее окружности. Хотя судить о культуре народа по лучшим его представителям неправильно, но, во-первых, интеллектуальное неравенство древнегреческого общества было куда менее значительным, чем современного, а во-вторых, для появления гениев нужна рождающая их среда. Добавим к этому, что уже в IV в до н. э. существовали так называемые мифографы, которые не столько собирали и записывали мифы, сколько объясняли их символизм и пытались вписать их в исторический контекст.

Но если вера в Олимпийских богов не была буквальной, то как они воспринимались людьми той эпохи и кем являлись для системы античного мировоззрения?

Где-то на Олимпе в неброском чертоге живут три сестры, три дочери Ночи, три мойры (рим. парки) — богини судьбы. Мойра Клото прядет нить судьбы человека, олицетворяя ее неуклонное действие; мойра Лахесис вынимает, не глядя, жизненный жребий, символизируя этим случайность; мойра Атропос записывает назначенный жребий на свиток, закрепляя неизменность и неотвратимость. Над определенной ими судьбой не властны ни люди, ни боги, ни даже Зевс; но и сами мойры не вершат своей воли, а лишь следуют велениям Фатума, Рока, что властвует над смертными и над бессмертными.