Единственной ложкой дегтя в этой бочке идиллического меда, которую пока удалось обнаружить Джеймсу, был пес Уильям, порождение преисподней. Номинально он принадлежал садовнику, но с первого же дня самочинно усыновил Джеймса, доводя последнего до исступления. У пса была манера подвывать под окном кабинета, когда Джеймс работал. Последний терпел, пока хватало сил, а затем вскакивал со стула – для того лишь, чтобы увидеть, что пес стоит на дорожке и выжидательно смотрит на него, припася во рту камень. Уильям питал идиотическую страсть бегать за камнями, и в первый день Джеймс, необдуманно поддавшись духу товарищества, бросил ему камень. С тех пор камней Джеймс больше не бросал, зато не скупился на всякие другие предметы, весомые и не очень, в результате чего сад усеивали всевозможные метательные снаряды, начиная от спичечных коробков и кончая гипсовой статуэткой юного Иосифа, пророчествующего перед фараоном. Однако Уильям упорно приходил и подвывал – оптимист до мозга костей.
Подвывание, раздавшееся в тот момент, когда он и без того был раздражен, подействовало на Джеймса примерно так же, как поскребывание по дверной филенке подействовало на Лестера Гейджа Пружинисто, как леопард, он шагнул к каминной полке, взял с нее фаянсовую кружку «Подарок из Клэктона-на-Море» и бесшумно подкрался к окну.
И тут снаружи голос произнес:
– Подите прочь, сэр, подите прочь! – после чего раздалось пронзительное тявканье, явно вырвавшееся не из глотки Уильяма, в чьих жилах текла кровь эрделя, сеттера, бультерьера и мастифа. Тембр своего голоса он получил по линии мастифа.
Джеймс выглянул наружу. На крыльце стояла девушка в голубом. На руках она держала белую пушистую собачку и пыталась пресечь вертикальные поползновения злодея Уильяма добраться до собачки. Умственное развитие Уильяма остановилось несколько лет назад на стадии, когда он воображал, будто все в мире сотворено ему в пищу. Кость, ботинок, бифштекс, заднее колесо велосипеда – Уильяму все было едино. Если он видел предмет, то пытался его съесть. Он даже мужественно попробовал останки юного Иосифа, пророчащего перед фараоном. И теперь было совершенно ясно, что в странном клубке, барахтающемся на руках девушки, он видел приятную закуску – в самый раз, чтобы заморить червячка в ожидании обеда.
– Уильям! – взревел Джеймс.
Уильям учтиво поглядел через плечо глазами, излучавшими свет бесконечной преданности, завилял хлыстоподобным хвостом, который унаследовал от числившегося в его родословной бультерьера, и возобновил пристальное изучение пушистой собачки.
– Прошу вас! – вскричала девушка. – Эта огромная злая собака пугает бедненького Тото.
Писательский дар и стремительность действий далеко не всегда сопутствуют друг другу, но, когда дело, так или иначе, касалось Уильяма, практика развила в Джеймсе бесподобную сноровку. Мгновение спустя этот дебил собачьего рода получил под ребро подарок из Клэктона и улепетнул за угол дома, а Джеймс, выпрыгнув в окно, оказался лицом к лицу с девушкой.
Это была необыкновенно прелестная девушка. Осененная плетями жимолости, она выглядела пленительно нежной и хрупкой, а ветерок играл прядью золотых волос, выбившейся из-под кокетливой шляпки. Глаза у нее были очень большие и очень голубые, а розовое личико порозовело еще больше. Впрочем, Джеймса все это совершенно не трогало. Он не терпел всех девушек, а особенно хрупкого нежного типа.
– Вы желали бы кого-то увидеть? – осведомился он сухо.
– Только дом, – ответила девушка, – если это никого не побеспокоит. Мне так хочется увидеть комнату, в которой мисс Розоуэй писала свои книги. Прежде здесь ведь жила Лейла Дж. Розоуэй, правда?
– Да. Я ее племянник, Джеймс Родмен.
– А меня зовут Роза Мейнард.
Джеймс пригласил ее войти, и она с восторженным возгласом остановилась в дверях утренней гостиной.
– Ах, как чудесно! – вскричала она. – Так она работала тут?
– Да.
– Как прекрасно вам творилось бы здесь, будь и вы писателем.
Джеймс был не слишком высокого мнения о литературных вкусах женщин, тем не менее он испытал неприятный шок.
– Я писатель, – сказал он холодно. – Я работаю в детективном жанре.
– Я… извините… – Она залилась румянцем смущения. – Боюсь, я редко читаю детективы.
– Без сомнения, – сказал Джеймс еще более холодно, – вы предпочитаете книжки того рода, какие писала моя покойная тетушка.
– Ах, я так люблю ее книги! – воскликнула девушка, восторженно хлопнув в ладоши. – Как, наверное, и вы?
– Не сказал бы.
– Как?!
– Чистейшее яблочное пюре, – произнес Джеймс сурово. – Отвратные комья сентиментальщины, абсолютно лживые.
Девушка изумленно посмотрела на него.
– Но ведь самое замечательное в них – именно правда жизни! Просто чувствуешь, что все могло быть именно так! Я вас не понимаю.
Они уже шли по саду. Джеймс открыл перед ней калитку, и она вышла на дорогу.
– Ну например, – сказал он, – я отказываюсь поверить, что браку между молодыми людьми обязательно должно предшествовать какое-нибудь опасное и необычное происшествие, в котором замешаны они оба.
– Вы говорите о «Благоухании цветов», о том, как Эдгар спас тонущую Мод?