Знакомьтесь — Вернер Херцог

Интеллектуалы не в состоянии были понять, что я не снимаю фанатичные фильмы о политике, и никто из них не взял на себя труд разглядеть, о чем же на самом деле это кино. Вместо этого они спроецировали на «Балладу о маленьком солдате» собственные политические представления. В то время ни для кого не было секретом, что США ведет активную борьбу с социалистическими режимами в Центральной Америке, но моя картина ни в коем разе не является обсуждением внешней политики Штатов. Главное в фильме — люди. Работая над «Балладой», я многое понял. Например, когда говорил с девочкой, которая рано утром вышла из деревни с винтовкой и вернулась очень гордая собой, потому что обменяла оружие на курицу. В этой войне под натиском современных орудий убийства погибала традиционная культура. Что проку говорить об этом в политическом или военном контексте? Центральной темой для меня были дети-солдаты, так что я теоретически мог бы снимать и в других странах, в Либерии или в Камбодже. Когда девятилетний мальчик идет воевать, политическое содержание отходит на задний план. Маленькие солдаты — это такая трагедия, что детали роли не играют. По-моему, двадцати процентам солдат мискито не исполнилось и тринадцати, а были и совсем малыши. Самое интересное, что все дети были добровольцами — каждого взять в руки оружие заставила личная беда. Я подошел к одному мальчику-бойцу: он был в таком шоке, что едва мог говорить. Его братьев, одному было два года, другому шесть, и отца, — всех убили, мать изрубили в куски прямо на его глазах. Он еще не прошел подготовку, но хотел завтра же идти в бой и убивать. К моменту выхода фильма многих из этих детей уже не было в живых.

В вашей следующей картине, «Гашербрум — сияющая гора», есть моя самая любимая сцена из всего, что вы сняли. Вы стоите с альпинистом Райнхольдом Месснером и обсуждаете, как бы вам хотелось просто идти и идти, пока миру не придет конец.

Месснер говорил, что хотел бы шагать по Гималаям от одной долины к другой, не оглядываясь: «Либо мир, либо моя жизнь когда-нибудь кончатся. Весьма вероятно, будет так, что когда наступит конец мне, придет конец и миру». Я сам всегда об этом думал. Мне нравится такая идея — просто исчезнуть, уйти, свернуть на тропу и шагать, пока она не кончится. Со мной были бы хаски с кожаными переметными сумками, и мы бы просто шли и шли, пока не осталось бы больше дорог.

Расскажите о Райнхольде Месснере.

Месснер[84] был одним из молодых альпинистов семидесятых, которые предложили новый подход к этому спорту. Он задался целью совершить восхождение на гималайские пики «по-альпийски». И поднялся на все четырнадцать восьмитысячников планеты, обойдясь без масштабных экспедиций и сотен шерпов-носильщиков. Месснер был первым, кто взошел на Гималаи с одним лишь рюкзаком за плечами, не пользуясь оборудованными стоянками, и первым, кто достиг вершины Эвереста без кислородной маски — как он это называл «по-честному», — что у альпинистов считается настоящим подвигом. В пятидесятых и шестидесятых был такой Маэстри, очень известный итальянский альпинист. Он поднимался, подтягиваясь дюйм за дюймом, с помощью молотка, крючьев, дрели. Каждое восхождение занимало много недель и даже месяцев. Я считаю, это просто идиотизм. Я бы взобрался на Всемирный торговый центр, дай мне столько инструментов и три месяца времени. Маэстри — один из примеров извращения авантюрного духа альпинизма. Он оскорбил и опозорил каждую гору, на которую вполз подобным способом. А Месснер, использовавший минимум снаряжения, поистине является отцом современного альпинизма. Поразительное уважение к своему делу у этого человека, и фантастические навыки выживания, просто невероятные. Не только технические навыки, но и умение чувствовать ситуацию, мгновенно реагировать, если что-то идет не так. Благодаря ему я многое узнал о том, как оценивать риск.

Я снял «Гашербрум», потому что хотел найти ответы на вопросы. Зачем Месснер, потеряв в экспедиции брата, решил во второй раз взойти на Нанга-Парбат? Что движет таким человеком? Как-то я спросил его: «Вы поднимаетесь в горы снова и снова, вы не думаете, что вы немного чокнутый?» А он ответил: «Все творческие люди сумасшедшие». У него была мудрость змеи, что лежит себе тихо, свернувшись кольцами, и выжидает подходящего момента, чтобы нанести удар. Один раз он сказал, что не может описать чувство, которое заставляет его взбираться на вершины, потому что невозможно выразить, что заставляет тебя жить.