Знакомьтесь — Вернер Херцог

Для меня этот фильм также был своего рода подготовкой к более крупному проекту: я хотел сделать игровое кино в высокогорной зоне К2 — второй по высоте и красивейшей гималайской вершине. И в качестве репетиции решил снять небольшой фильм на восьмитысячниках с Месснером и его напарником Хансом Каммерландером, чтобы выяснить, какие технические сложности могут возникнуть, понять, реально ли доставить на такую высоту провизию для съемочной группы и актеров. На съемках «Гашербрума» температура опускалась до такого «минуса», что пленка в камере ломалась как сухие спагетти. А потом в миле от нас на ледник сошла гигантская лавина. Как при атомном взрыве на нас обрушилась ударная волна, облако снега, лагерь снесло подчистую. Я быстро отказался от своей затеи.

Вам не казалось, что спрашивая Месснера о брате, вы перегибаете палку?

Месснер побывал на всех без исключения ток-шоу на немецком телевидении. Он мастерски общается с журналистами и с публикой, уверенно чувствует себя в любой ситуации и знает, как выйти сухим из воды. Месснер был готов к тому, что я буду расспрашивать о сокровенном и, вполне вероятно, захочу поговорить о гималайской экспедиции, в которой погиб его брат. До начала съемок я сказал ему: «Иногда я буду переходить границы. Но вы же умный человек и сумеете за себе постоять». Я долго сомневался, оставлять ли кадры, где он плачет, но в итоге позвонил ему и сказал: «Вы всю жизнь ходили на эти липовые ток-шоу. А тут вы раскрыли перед камерой что-то очень личное, вы в этом фильме не просто очередной супергерой и не просто хладнокровный покоритель вершин. Поэтому я решил не вырезать эту сцену». Когда Месснер увидел готовый фильм, он был рад, что мы решились зайти так далеко.

На первых порах было нелегко заставить его быть естественным перед камерой. Первые кадры мы снимали у подножия Нанга-Парбат, ехали всю ночь, а утром, проснувшись, я увидел прямо перед собой гору на фоне чистейшего неба. Ошеломляющая картина. Нанга-Парбат — заклятый враг Месснера: там погиб его брат, а он сам лишился большинства пальцев на ногах. Я разбудил Месснера, поставил его перед камерой, а он начал дешевую болтовню, которой привык потчевать журналистов. Я выключил камеру и сказал: «Так у нас дело не пойдет, это никуда не годится. Я не стану переводить пленку на подобный вздор. Хочу увидеть вашу душу». Месснер посмотрел на меня ошарашенно и за весь день не произнес больше ни слова. А ближе к вечеру подошел ко мне и сказал: «Думаю, я понял». И ему не было пощады, потому что камера вообще пощады не знает.

На какую гору они совершают восхождение в фильме?

Я бы хотел пояснить, что у альпинистов восхождение на восьмитысячник считается подвигом, а Месснер поднялся на все. А подняться по одному склону и спуститься по другому — подвиг выдающийся. В этой экспедиции Месснер и Каммерландер совершили траверс двух восьмитысячников, Гашербрума-1 и Гашербрума-2, за один заход. До них никто не отважился на подобное. Они поднимались без кислорода и без шерпов — это достижение еще никому не удалось повторить. Они надели шлемы с фонариками и вышли из лагеря в два часа ночи, в кромешной темноте. Поскольку они могли взять с собой очень ограниченный запас провизии, то продвигаться вперед должны были с невероятной скоростью. Разумеется, я не мог последовать за ними с камерой, это было ясно с самого начала, так что кадры на вершине снимал сам Месснер. Перед тем как отправиться в путь, Месснер сказал мне: «Мы можем не вернуться. Если не дадим о себе знать через десять дней, значит, нас нет в живых. Помощь подойдет не раньше, чем через двадцать дней, они все равно не успеют нас спасти. В таком случае вы возглавьте экспедицию и позаботьтесь, чтобы шерпам заплатили. Деньги лежат там-то». И ушел. Я даже не успел ни о чем его спросить.

Я дошел с ними только до базового лагеря, чуть выше пяти тысяч метров. Но потом поднялся — без камеры — еще на полторы тысячи метров, с испанской экспедицией. Они хотели забрать вещи с каких-то стоянок, и я вызвался им помочь. Маршрут пролегал по очень тяжелому и опасному участку ледника. По гигантским движущимся глыбам льда размером с офисные здания. Из-за движения в леднике образуются глубокие расселины, и погибнуть там ничего не стоит. Испанцы поднимались очень быстро, и когда мы добрались до их лагеря, я почувствовал, что у меня начинается горная болезнь. Ее легко опознать, один из первых симптомов — сильная вялость. Помню, я как-то обмяк и просто сел в снег. Не на шутку встревожившись, я решил в одиночку спуститься в наш лагерь, что с моей стороны было крайне глупо. Я чуть не свалился в занесенную снегом расселину и спасся чудом.