Но Эви все-таки считала, что они скачут вдвое медленнее того, чем могли бы. Она глянула на молчаливого спутника и ухмыльнулась. Пора немного поразвлечься. Ни слова не говоря, она подстегнула Эпону и припала к шее лошади, когда та полетела стрелой. Ветер свистел в ушах, на глазах выступили слезы. Ноги Эпоны попирали землю, ноздри раздувались. Мышцы напрягались в такт грациозному галопу.
Эви самозабвенно рассмеялась. В такие минуты ей казалось, что она летит над землей. Наверное, именно это испытывают птицы. Скользят над поверхностью земли навстречу прохладному, чистому ветру.
Добравшись до пруда, она натянула поводья и нежно похлопала Эпону по шее:
– Молодец, золотко. Правда, это великолепно?
Эпона, влажная от пота и тяжело дышавшая, мотнула головой и фыркнула. Если дать ей волю, она будет бежать целый день.
Эви оглянулась и поискала глазами сильно отставшего Бенедикта. За ним, в нескольких шагах, по-прежнему ехал грум. Вот она, прекрасная возможность наблюдать за Бенедиктом, не боясь чужих глаз. Шляпа почти закрывала его волосы, но концы все же завивались над ушами. Одежда подчеркивала широкие плечи и узкие бедра.
Когда он приблизился, она с радостью увидела его искреннюю улыбку. Белые зубы блеснули на солнце, когда он остановил Брута рядом с Эпоной.
– Вы и ваша кобыла – зрелище необыкновенное. Наслаждались скачкой?
Эви беспечно улыбнулась. Она правильно сделала, ускакав прочь. Теперь его лицо полностью расслабилось. Она пустила кобылку шагом.
– Да, очень. Не хотите попробовать?
– Нет. Мне более чем достаточно видеть вас во всей красе.
Бенедикт потрепал Брута по холке.
– Кроме того, нам с Брутом следует узнать друг друга получше. А вы давно привыкли к Эпоне. Когда вы так летите, то словно сливаетесь друг с другом. Теперь я вижу, почему вы так ею гордитесь.
Эви задохнулась от восторга и провела ладонью по гриве кобылы.
– Нет лучшего ощущения в мире, чем скачка во весь опор. Хотя у мамы начинается истерика при одной мысли об этом.
– Не понимаю почему. Сидеть в маленьком седле на огромном животном и лететь галопом по кочкам… С чего бы она так расстраивалась? – размышлял он вслух. Эви улыбнулась.
– Для меня это тайна, – согласилась она, покачивая головой в притворном изумлении.
Бенедикт усмехнулся. Грусть куда-то подевалась, и он казался веселее, счастливее и моложе. В этот момент их настроения совпали. Ей следовало быть сдержанной, даже отчужденной с этим почти незнакомым человеком, но она буквально купалась в его улыбках и похвалах.
Эви взмахнула поводьями, и кобылка пошла шагом. Перед ними сверкало озеро, отражавшее голубые небеса. Вздохнув от удовольствия, она обратилась к Бенедикту:
– Расскажите о себе.
– Что вы хотели бы узнать?
– Да все, что угодно. Мне кажется, вы знаете обо мне все, а я о вас почти ничего. Как насчет…
Она поджала губы и попыталась найти тему для разговора, стараясь больше не упоминать о его отце. На всякий случай, вероятно, вообще не стоит заговаривать о его семье.
– О! Расскажите о том, как вы познакомились с Ричардом.
– Сейчас…
Он потер рукой подбородок.
– Мы с Ричардом встретились в первые годы обучения в Итоне. Как и многие наши одноклассники, мы подружились, когда оба участвовали в школьной постановке «Короля Лира».
Боже, они действительно старые друзья! Ричард писал о спектакле во втором или третьем письме после прибытия в Итон.
– О, я помню, что Ричард играл в этой пьесе. Мои родители были так взволнованы, увидев его на премьере. Я была вне себя от горя, когда мне не позволили поехать, но, едва родители вернулись, постаралась вытянуть из них каждую деталь. Поверить не могу, что вы тоже участвовали! Я должна знать, какую роль вы играли!
– Увы, мои актерские способности не шли ни в какое сравнение с талантом вашего дорогого брата. Я был одним из тех несчастных мальчиков, которых обрядили в черное и заставили прислуживать настоящим актерам. Мы с Ричардом подружились за превосходным чаем, который я ему принес, как мальчик на посылках.
Она безуспешно попыталась представить серьезного мальчика, но видела высокого, могучего мужчину. Как хорошо он сложен!
Она вдруг поняла, что он наблюдает за ней, ожидая ответа.
– Что же… полагаю, это имеет смысл. Я с огромным трудом представляю вас на сцене с черепом в руке и декламирующим стихи.
Она театрально вытянула руку, словно держала в ней череп.
– Да, но тогда был «Король Лир», а не «Гамлет», так что представить это невозможно.
Черт, она так и знала. Это научит ее думать о полуобнаженном мужчине и одновременно пытаться вести обычный разговор.
Она опустила руку и лукаво улыбнулась:
– Я просто вас испытывала. Конечно, я знаю знаменитую сцену с могильщиками из «Гамлета».
Он недоверчиво кивнул:
– Я ни на секунду не поверил, что вы меня испытывали. Позор вашей гувернантке за то, что не обучала вас, молодую впечатлительную английскую розу, классической английской литературе! – сказал он с шутливой суровостью и покачал головой.