Эви стиснула его руки. Как можно делать столь ужасный выбор? Он так много всего пережил!
Ее разбирало ненасытное любопытство относительно его карьеры агента, но не хотелось прерывать Бенедикта. Особенно сейчас, когда он так близок… к чему-то.
– Продолжай, – прошептала она.
– Мне требовалось время, чтобы оценить ситуацию. Я не мог заставить себя рассказать кому-нибудь правду, даже Ричарду. Столкнувшись с тобой, я был потрясен. Сначала просто увидев тебя, поскольку был уверен, что твоя семья в Лондоне. А кроме того, я был восхищен твоей красотой. Я считал тебя синим чулком, а передо мной была прекрасная, обаятельная леди.
Он считает ее обаятельной!
– Я потерял разум. При всем ужасе, который творился в моей жизни, я был полностью захвачен встречей с той, что присылала мне такие поразительные письма. Я забыл обо всем, и это привело к тому, что ты пострадала. Я так сожалею о многих вещах…
Она едва сдержала неожиданную улыбку.
Сейчас он с ней, и она больше не хочет думать и говорить о прошлом.
Эви с притворной надменностью вскинула брови.
– Так и следует. На случай, если тебе это неизвестно, сообщаю: очень неприятно, когда в тебя стреляют и ты падаешь с лошади. Не рекомендую испытать нечто подобное.
В шоколадных глазах мгновенно вспыхнуло облегчение.
– Считайте, что ваш совет принят, миледи, – лукаво улыбнулся он.
– И должна сказать еще вот что, – продолжала она, – я не знала, о чем говорила, когда согласилась, что мне известно о твоем брате. Я все услышала от Ричарда вчера ночью. Прости, если ранила тебя своим бесчувствием.
Он на мгновение закрыл глаза, прежде чем снова встретить ее взгляд и кивнуть:
– Спасибо.
Она смотрела ему в глаза, позволяя заглянуть в душу.
– Я прощаю тебя. Поэтому и приехала. Хотела, чтобы ты знал: я тебя прощаю.
«И люблю»…
Но она еще не была готова произнести эти слова.
Искренняя радость осветила его лицо.
– Думаю, это лучшее, что я слышал в жизни. Даже лучше, чем то обстоятельство, что мой брат не был добровольным сообщником Рено. Веришь или нет, но Генри считал, что защищает меня.
– Правда! – ахнула она. – Значит, ты не сдашь его властям?
Надежда поднималась в душе девятым валом. Означает ли это, что они могут быть вместе? Но захочет ли он ее?
Эви пребывала в смятении.
– Нам придется ехать в Военное министерство и объясняться, но я уверен, что все будет в порядке и никто не пострадает.
– Так ты свободен? И нам не о чем беспокоиться?
– Ничего такого, чего нельзя уладить. Сейчас меня больше всего волнует, что оба наших брата внизу и мешают мне сделать с тобой все то, чего я не мог себе позволить, когда между нами было столько тайн. Собственно говоря, – добавил он, прижимая ее к себе, – я ничего не желаю сильнее, чем узнать, как это будет.
Эви ужасно понравились его слова. Сейчас, когда он держал ее в объятиях, ей было абсолютно все равно, что родственники находятся так близко.
Отступив, он взял ее руки и стал целовать каждый палец.
– Признаюсь, что несколько озадачен кое-чем.
Она моргнула, пытаясь прогнать соблазнительную сцену, в которой они сплетались на кровати.
– Чем же, позволь спросить?
Втайне Эви радовалась, что с его лица исчезла озабоченность. По спине пробежал озноб, когда Бенедикт неспешно потер большими пальцами ее ладони.
– Много лет назад, любовь моя, ты обещала, что, когда мы встретимся, ты узнаешь меня по одной фразе. И все же ты не узнала меня. Как такое может быть?
Какое счастье! Он назвал ее своей любовью!
– О, Бенедикт, я узнала тебя, просто не поняла этого. Я была уверена в своих чувствах. Душой чувствовала, что ты – моя половинка. Недаром я влюбилась в незнакомца всего за несколько дней, только чтобы обнаружить, что этот незнакомец – мой сердечный друг, которого я знала полжизни.
Его лицо медленно осветилось улыбкой, такой страстной и полной обещаний, что по ее телу разлился жар. Не говоря ни слова, он обнял ее и привлек к себе, так что их губы были совсем близко.
Прижавшись к ее лбу своим, он прошептал:
– Прощаешь меня?
– Всем сердцем, – выдохнула она не колеблясь.
Он восторженно улыбнулся, прежде чем осыпать ее поцелуями с той долго сдерживаемой страстью, которая копилась между ними с тех пор, как Джеймс Бенедикт вошел в ее жизнь.
И она поцеловала его в ответ со всей любовью, которую питала к своему дорогому мистеру Бенедикту Хастингсу.
Эпилог
Эви поздоровалась с дворецким, принявшим у нее пальто.
– Спасибо, Грейсон. Хастингс в кабинете? Не отвечайте… какой глупый вопрос. Ну разумеется!
– Совершенно верно, миледи.
Он слегка улыбнулся, прежде чем его лицо стало торжественно-бесстрастным. Грейсон был почти так же великолепен, как дворецкий ее родителей, а через несколько лет может даже превзойти Финнингтона.
– Спасибо, Грейсон, – не оборачиваясь, бросила она по пути в кабинет. Остановилась, чтобы собраться с мыслями, и толкнула дверь. Услышав шаги, Бенедикт поднял голову и широко улыбнулся:
– Здравствуй, моя прелестная жена. Как ты сегодня?
Она вернула его улыбку, обошла стол и рассеянно ответила:
– О, все хорошо. Ты сегодня очень занят?