Знакомый незнакомец

Бенедикт едва не ахнул. Дорогой друг?! Должно быть, речь идет о нем. Значит, она иногда думала о нем тепло, если годы спустя отозвалась именно так.

Какое удовольствие слышать это!

– Я просто шучу. И не мне вас упрекать, если моя лошадь зовется Самсоном!

Глядя в его глаза, она ухмыльнулась:

– Правда? И вы еще издеваетесь надо мной? Стыдитесь, мистер Бенедикт! Стыдитесь!

– И о чем вы совещаетесь?

По проходу шел Ричард, всем своим видом выражая подозрительность.

– А ты хочешь знать? – мило улыбнулась Эви.

Он бросил любопытствующий взгляд на Бенедикта. Тот пожал плечами. Если Эви угодно вести свою игру, он не станет вмешиваться.

– В таком случае, – заявил Ричард, оглядывая их, – похоже, я должен держаться поблизости, если хочу быть в курсе ваших разговоров. А то, вижу, мне вас не догнать.

Бенедикт едва не фыркнул. Видеть Ричарда в роли защитника сестры казалось совершенным абсурдом. Из них двоих это он всегда был повесой. Кроме того, единственной целью Бенедикта было наслаждаться присутствием Эви. Он не собирался покушаться на ее невинность.

Но Эви, казалось, это ничуть не волновало.

– Только если мы будем путешествовать пешком. Верхом у тебя нет никакой надежды догнать нас.

– Злая девчонка! – смеясь, воскликнул Ричард. – Иногда я не верю, что мы родились у одних родителей!

– Я тоже! Подумать, что мой собственный брат – такой неумелый наездник!

Ричард снова рассмеялся и игриво обнял ее за плечи.

– Ты ранишь меня в самое сердце, правда ранишь! Я в прекрасной форме, просто наездник ужасный.

– О, я не назвала бы тебя ужасным. Скорее сносным.

Ричард театрально вздрогнул и опустил руку.

– Упаси нас Господи от «сносного». Предпочитаю посредственности «ужасный».

– Удовлетворимся «приличным», – вмешался Бенедикт. – Поэтому я и хотел, чтобы к нам присоединилась Эви.

Ричард состроил гримасу:

– И что это означает?

Судя по ехидной улыбочке, он точно знал, что это означает.

– Это означает, что ты с радостью усадишь меня на хромую старую клячу, чтобы хотя бы раз в жизни иметь возможность выставить себя лучшим наездником.

– Какая чушь! Лютик – прекрасная, резвая кобылка.

Звонкий смех Бенедикта омыл Эви теплым летним дождем.

– Вы правы, что не доверяете ему, Бенедикт. Лютик почти мой ровесник. Так кто из нас злой, дорогой братец?

– А я когда-нибудь претендовал на доброту? Лучше скажи, какая лошадь, по твоему мнению, подойдет мистеру Бенедикту.

Они стали выбирать лошадь. Бенедикт восхищался Эви. Она была в своей стихии. Дома, в этом влажном, напоенном мускусными ароматами воздухе. И сейчас вела их от стойла к стойлу, перечисляя достоинства каждой лошади. Он не мог не смотреть на нее. Не любоваться гордостью, так и светившейся в ее глазах. Не наблюдать, как она касалась, гладила и говорила с каждой лошадью.

Когда они остановились перед большим черным мерином, она провела кончиками пальцев по мускулистой шее коня, осторожно и нежно, и Бенедикт на миг представил, как ее пальцы касаются его кожи. При этой мысли по его спине пробежала дрожь.

Она снова погладила лошадь и обратилась к Бенедикту:

– Брут не слишком молод, но силен и надежен. Он был конем Ричарда до появления Комуса, хотя Ричард не достоин ни того ни другого.

– Эй! – воскликнул Ричард, скрестив руки. – Мы с Брутом прекрасно ладили. Просто спорили, как лучше брать препятствия.

– Да, – согласилась она, поднимая золотистые брови. – Бедняга Брут настаивал на правильном способе, а ты никогда не мог удержать равновесие.

– Так Брут хорошо берет препятствия? – перебил Бенедикт, прежде чем спор начался снова.

Эви слегка улыбнулась:

– Один из лучших. Ему нужна твердая рука. Но не думаю, что вам будет трудно с ним справиться. Как вы смотрите?

– Я полностью доверяю вашему суждению. Если считаете, что Брут подойдет, значит, так тому и быть.

Он потер бархатный нос коня, и тот отозвался радостным ржанием.

– Спасибо за то, что столько времени потратили, дабы спасти меня от интриг Ричарда.

Тот ухмыльнулся:

– Не понимаю, о чем вы. Но с меня довольно блужданий по конюшне. Идем в дом?

Бенедикт покачал головой:

– Если не возражаете, я хочу получше познакомиться с Брутом.

– А ты, малышка?

– У меня полно работы. Но я хочу прокатиться перед чаем. Поедем вместе?

– Спасибо, но вынужден отказаться. После сегодняшнего путешествия по конюшне и нашей вчерашней рыбалки, пожалуй, я останусь в доме.

– Хорошо, увидимся за чаем.

Они молча дождались ухода Ричарда. Оба нетерпеливо смотрели ему вслед. Бенедикт остро чувствовал ее присутствие. Она стояла на почтительном расстоянии, однако достаточно близко, чтобы он уловил слабый аромат лимонов.

Наконец она с довольным видом повернулась к нему:

– Будете готовы через час?

Бенедикт, не сразу поняв, удивленно посмотрел на нее. Но тут же все сообразил. Хитрюга! Она сейчас сделала все, чтобы Ричард не жаловался, что его не взяли на прогулку. Они весь день будут вдвоем, если не считать слуги, который послужит компаньоном.

– Я не опоздаю.

Черт бы побрал этого человека!

Эви раздраженно сдула со лба золотистый локон. Он очень ловко вывернулся, рассказав о том, что делал прошлой ночью. Она уже почти вернулась в спальню, когда поняла, что позволила ему сорваться с крючка. Сунув руку в карман жакета амазонки, она что-то проворчала.

– Вы что-то сказали, миледи? – осведомилась Морган, глядя на нее с некоторым удивлением.

Эви деланно улыбнулась:

– Ничего, Морган. Спасибо за помощь. Теперь я справлюсь сама.

Морган кивнула и удалилась. Дождавшись, когда закроется дверь, Эви принялась мерить шагами пол. Бенедикту удалось отделаться от нее, но еще есть возможность допросить его во время прогулки.

Собственно говоря, у нее будет возможность делать все, что угодно, во время их прогулки. Можно смотреть на его безупречный профиль, слушать бархатистый голос, вдыхать его восхитительный аромат. И можно не беспокоиться, что мама станет критиковать ее поведение или сестры вмешаются в разговор.

В животе комом свернулось беспокойное нетерпение.

Этот человек – загадка. Иногда он просто несет вздор. А иногда… иногда они болтают, как старые друзья.

Эви покачала головой и вздохнула. Странно, что он способен вызывать в ней столь сильные эмоции. Как получается, что он влечет ее к себе и одновременно раздражает?

В дверь тихо постучали. Эви последний раз погляделась в зеркало и расправила темно-синие бархатные юбки амазонки, прежде чем откликнуться:

– Войдите!

На пороге появилась мать в утреннем платье изумрудного шелка. Она держалась напряженно.

– Здравствуй, дорогая. Надеюсь, я не помешала?

– Вовсе нет. Входи!

Мама тихо закрыла за собой дверь.

– У тебя есть минутка, дорогая? Мне кажется, что нам пора поговорить.

– Да, конечно.

Эви глянула на позолоченные часы на каминной доске. Менее чем через десять минут она должна встретиться с Бенедиктом. Но он может подождать.

Так и не поняв, в каком настроении мама, Эви уселась на стул. Мать сделала то же самое. Несколько секунд обе неловко молчали. Эви сидела прямо, сложив руки на коленях, как полагается воспитанной леди. Что-то в манерах матери заставляло Эви нервничать, хотя она не понимала, что именно. Она старалась излучать уверенность и безмятежность, но на деле ее трясло от волнения. Поняв, что раздражающий стук производит носок ее туфельки, она поежилась и заставила себя сидеть спокойно.

– Сегодня за завтраком ты казалась весьма рассеянной. Мне кажется, тебя что-то беспокоило, хотя я не имею ни малейшего понятия, в чем дело.

– Ничего страшного, мама. Боюсь, я плохо спала прошлой ночью.

– Но потом я поняла, что вот уже почти неделю ты сама не своя, еще до всей этой суматохи из-за прибытия Ричарда.

Она помедлила, словно ожидая, что Эви возразит. Но та молчала.

– После сегодняшней встречи твоего отца с управляющим я упомянула о своих тревогах. Он ответил, что ты собиралась поговорить со мной.

– Он так сказал? – пискнула Эви, но тут же откашлялась. Она была не готова к разговору, но, похоже, выхода все равно нет.

– Именно. Я расспросила его, в чем дело.

Мать опустила глаза, но тут же снова взглянула на Эви:

– Дорогая, он рассказал мне о твоем предложении.

Черт, черт, черт!

Но Эви взяла себя в руки, проглотив протесты, просившиеся на язык.

– Я не могу этого позволить.

Воздух со свистом вырвался из легких Эви, словно от удара в живот. Не может быть… не может, чтобы ее мечте настал конец! Нет, она убедила папу и во имя Юпитера сумеет убедить маму, это слишком для нее важно!

Эви сжала кулаки.

– Мама, выслушай меня! Я хочу этого больше всего на свете.

– Ты придумала, что хочешь этого.

Мама подалась вперед и сложила руки в почти молитвенном жесте.

– Эви, ты должна понять, что подобное решение повлияет на всю твою дальнейшую жизнь. Я знаю, как ты ненавидишь Лондон, но это лишь средство достижения цели. Найди себе славного деревенского джентльмена с собственными конюшнями – и будешь иметь лучшее из обоих миров.

Но Эви не позволяла бушующим эмоциям взять верх. Вздохнув, чтобы успокоиться, она смело встретила взгляд матери.

– Наши конюшни ни с чем нельзя сравнить. И кроме того, у меня уже есть лучшее из обоих миров. Семья и работа здесь, в доме.

– Иметь семью и обзавестись собственной семьей – вещи разные. Почему ты так противишься замужеству?

Раздражение окрасило ее голос, как фиолетовая краска – воду в стакане.

Но не одна мама была раздосадована. Руки Эви сжались в один тугой кулак.

– Почему ты так противишься тому обстоятельству, что я хочу исполнить свою мечту, а не мечты, придуманные для меня другими?

Сжав губы в тонкую линию, мама медленно выдохнула:

– Милая, ты просто еще не влюбилась. Как только ты найдешь настоящего мужчину, твои мечты изменятся. Ты не можешь вечно здесь прятаться. Что, если он придет, а ты не заметишь его, потому что не желаешь выйти из своей раковины хотя бы на несколько месяцев?

– В таком случае, полагаю, этому не суждено случиться.

Эви смело глянула матери в глаза:

– Мама, пойми, если я не встретила его за пять сезонов, вряд ли он героически появится во время шестого.

– Как ты можешь так позорно сдаваться? Общество посчитает тебя достойной жалости. Ты этого хочешь?

И тут Эви встала. Довольно выносить давление общества!

– Пропади оно пропадом! Что общество сделало для меня? Диктовало бесконечные правила и ограничения, по которым следовало жить! И все! Я скрываю свою работу, чтобы угодить обществу. Я терплю бесконечную критику и сплетни от общества, и последние пять лет, можно сказать, выброшены на ветер.

Мать побледнела, и Эви стало стыдно. Она не собиралась быть настолько откровенной.

– Прости, мама. Все это копилось в моей душе уже некоторое время, и я вкладываю в свои слова неуместную страсть.

– Очевидно.

После нескольких мгновений молчания мать поднялась, приложила прохладную ладонь к раскаленной щеке Эви, и та увидела искреннее беспокойство в ее глазах.

– Пойми, я на твоей стороне и поэтому считаю, что неправильно и нехорошо покидать брачный рынок.

– Не могла бы ты принять в расчет мои желания? Мне почти двадцать три года, мама. Достаточно взрослая, чтобы иметь собственное мнение. Достаточно взрослая, чтобы знать, чего я хочу от жизни.