Шейфер остановился рядом и принялся расспрашивать меня. И как только я сказал правду – что Алешу не смотрел ни один квалифицированный врач, кроме студента-пятикурсника (пусть даже круглого отличника!) – импресарио тоже пришел в ужас!
– Что же вы ко мне не обратились, как только он заболел! – грохотал на несколько лестничных пролетов гневный голос Янкеля. – Я же достаю билеты на концерты в филармонию всем медицинским светилам Одессы! Неужели бы старый Янкель не постарался, чтобы спасти такой самобытный талант?!.. Да у меня в друзьях сам завкафедрой ЛОР-болезней Захар Смолин! Он же всех моих артистов обследует…
– Мы не могли обращаться к врачам, вы ведь сами знаете – Алешу ищет КГБ – оправдывался я.
– Вы не знаете, что говорите, молодой человек, – покачал головой старик. – В 37-м году Захар, чтобы остаться учиться в медицинском институте, был вынужден отречься от своего отца, которого арестовали, как «врага народа». Фамилию матери взял. С тех пор прошел не один десяток лет, сам Захар спас не одну сотню жизней. Но знаете, его по сей день изнутри жжет тот грех, который взял на душу по молодости… Так что доносить в КГБ пойдет кто угодно – только не Захар. Это я вас уверяю.
– Вадим говорил, что сегодня в мединституте собирается ученый совет! – вспомнил я. – Этот ваш Захар там может быть?..
– Наверняка там! – мгновенно подхватил мою мысль импресарио. –Ученые советы – это такая говорильня, которая имеет свойство затягиваться. Бегите швыдче! У вас ноги молодые. Бог даст застанете его – тогда говорите, что от Янкеля Шейфера пришли…
Но его последние наставления я уже не слышал. У меня вдруг появился еще один, последний шанс спасти голос Алеши. И я не собирался его упускать.
Через двадцать минут я уже метался по Дерибасовской, расспрашивая прохожих – где одесский мединститут. Но все к кому я обращался за советом, оказывались либо приехавшими курортниками, и знали город не лучше меня, либо пускались в такие неясные долгие объяснения на южнорусском диалекте, что приходилось бросать их и бежать дальше.
Потратив время на блуждания и путаницу, я, наконец, вбежал в здание мединститута. Студентов в этот предвечерний час здесь уже практически не осталось. Коридоры и лестницы пугали гулкой пустотой. А я не представлял, где искать кафедру ЛОР болезней. И спросить было не у кого. Вахтера, дремавшего на входе, в этот момент как раз строго отчитывал, небольшой старичок в легком плаще. Не взирая на субтильный вид, он прямо метал громы и молнии. И я не решился встрять со своим вопросом. Тем более, что вахтер после этого вполне мог просто не пустить меня, как постороннего, в опустевшее здание.
Оставался единственный выход – заглядывать во все аудитории подряд. На первом этаже было пусто. В нескольких аудиториях склонились над учебниками то ли припозднившиеся зубрилы, то ли наоборот – двоечники, задержавшиеся на пересдачу «хвостов».
Углубляясь дальше по коридору, я умолял себя не паниковать. Но это было невозможно. Время утекало минута за минутой. У меня уже поджилки тряслись. А ряд дверей все не кончался. Я мысленно представил, что возможно вот сейчас, юный энтузиаст уже лезет Алеше в глотку скальпелем, чтобы отхватить у него опухшую голосовую связку.
В бессильной ярости я изо всех сил пнул очередную дверь, скрывавшую за собой пустую аудиторию. Громкий хлопок, словно выстрел, разлетелся эхом по гулким коридорам.
– Это еще, что за безобразие! Немедленно прекратите шум! – ополчилась на меня решительная старушка, неожиданно вывернувшая из-за поворота коридора. Седенькая в очках, я даже не успел понять, секретарша или старая лаборантка, или преподавательница.
– Где ученый совет?! – прорычал я ей в лицо, буквально хватаясь за последнюю соломинку. По какому ее суетливому движению, я даже понял, что заседание проходит рядом. Но ошибся.
– Так ученый совет только что закончился, – опешила старушка.
– И все уже разошлись?! – дико взвыл я.
– А кто вам собственно нужен? – старушка вспомнила свой боевой тон. – Захар Самуилович Смолин? Я только что его внизу видела, он там вахтеру выговаривал… А в чем дело?
Она не успела договорить, как я уже мчался обратно, к выходу из института. Но перед дверями оказалось пусто. А вахтер, видимо, обладающей непробиваемыми нервами слона, уже опять спокойно дремал.
Я выскочил на улицу. Маленького, сердитого профессора неуловимо похожего на доктора Айболита нигде не было видно. Я лихорадочно оглядывался направо и налево. Забежал за угол – никого. Впору было просто сесть на асфальт и заплакать от бессилия. До того, как Алеше распластают скальпелем горло оставались считанные минуты.
Но в этот момент, сзади просигналила машина. Прямо на меня мчалась старая «Волга» Льва Рудика. С оглушительным скрипом автомобиль затормозил, и подпольный продюсер распахнул переднюю дверцу.
– Мне Янкель позвонил. Он прав. Надо сначала показать Алешу этому его профессору, – выпалил Лев Евгеньевич, срываясь с места.
Мне оставалось признаться, как я только что бездарно упустил профессора Смолина на выходе из института.