Знаменитость

— Машенька, здравствуй! Я те деньги, которые занимал, — все про них помню, обязательно верну, — Алеша распахнул объятия и чмокнул женщину в щечку как-то необычно суетливо. — Сейчас у нас с Сергеем как раз серьезное дело намечается, — забормотал он, торопясь продемонстрировать меня хозяйке дома.

Женщина бросила на меня короткий, но тщательный взгляд. Словно быстро изучила сверху донизу. Но я не успел понять: понравился ей или наоборот.

— Наверное, голодные с дороги? — спросила она, даже не думая говорить дежурное «очень приятно». — Деликатесов не гарантирую, но отличная яичница с помидорами как раз готова. А про деньги ты бы уж лучше не заикался, — махнула она рукой Алеше. — Все ясно, не первый год знакомы. Проходите!

И женщина скрылась на кухне.

— Кто такая? — потихоньку поинтересовался я у Алеши.

— Маша Старкова. Когда-то начинали вместе в институтской самодеятельности. У нас был дуэт. Довольно популярный в студенческих общагах, — сообщил Алеша с ноткой грусти в голосе, осматриваясь, куда бы пристроить в прихожей гитару.

Я не стал дослушивать. Запах пищи неудержимо манил на кухню, куда нас уже пригласили. Небольшой белый кухонный столик был накрыт по первому классу, учитывая внезапность нашего появления. Белый хлеб и масло в масленке, розовые пластики колбасы и мельчайшие капельки влаги, выступившие на нарезанных свежих огурчиках, с первого взгляда вызывали приступы аппетита. На плите закипал чайник. А хозяйка уже извлекла из холодильника крепко остывшую бутылку «Русской» водки.

— Это просто чудо какое-то! — воззрившись на стол, развел руками Алеша. — Благодарность тебе, Старая, от лица всех голодающих…

— Да ты, никак, еще трезвый? Вот где настоящие чудеса! — улыбнулась она в ответ.

Маше Старковой было чуть за тридцать. Она не стеснялась ни полных губ, ни густых (не по моде) бровей, на которые то и дело сваливалась темно-русая челка. Сзади волосы были стянуты в короткую косичку. Облегающая тонкая футболка выразительно оттопыривалась на груди трафаретом «Deep Purple». Карие глаза смотрели насмешливым и оценивающим взглядом.

Если бы я мог хоть что-то знать о Маше до приезда в Москву, то мне стоило бы иметь в виду, что она до сих пор не научилась жить. Поэтому боль является ее обычным гостем. А темная кровь еще бурлит в ней и диктует свои страсти. Что водку она пьет умело и уже слишком много. Мается желудком, обожая перец и уксус, и тайком глотает таблетки. Что умеет проявить настойчивость в оральном сексе. Всей душой презирает зонтики и никогда не избегает доброй ссоры.

А в те минуты, когда Старковой случается быть счастливой и пьяной, — она пляшет, закидывая руки за голову, с пристонами печатая дробь каблучками туфель. Но если в пьяных плясках допускает неприличие — утрами стыдится, места себе не находит. И во всех своих душевных ранах обвиняет только себя. Однако вгрызавшимся бедам до сих пор было не под силу одолеть товарища Старкову. Видимо, в дни нашего приезда в Москву она была лучшей женской особью к северу от экватора, как минимум. Но мне это не дано было сразу понять.

Ведь первое время мы только молча жевали, не забывая и про стопочки с водкой. Мямлили вместо тостов что-то невнятное и сразу же снова принимались за еду. Впрочем, хозяйку не расстраивало отсутствие показной галантности. Она с удовольствием наблюдала, как жадно мы едим, подперев щеку ладонью.

Я, тайком поглядывая на нее, не мог удержаться от сравнения с Евой Томашевской, которую я все еще старался выбросить из головы. Пожалуй, красота Евы была ярче. Она сразу била по глазам и захватывала дух. Хотя и здесь, если дать взгляду чуточку больше времени — становилось ясно, что Маша тоже очень красивая женщина. И красота у нее, может быть, не такая броская, но сильная и глубокая. Как голос у этой Алешиной знакомой, с которой я только что познакомился. Ее голос был красивее, чем у Евы — профессиональной певицы, кабацкой звезды. И это было поразительно.

Когда с первой порцией яичницы было покончено, Старкова потянула болгарскую сигарету из пачки «Стюардессы» и прикурила от спички, которую я поспешил ей поднести.

— Зачем приехали, рассказывайте? — без предисловий спросила она.

Алеша посмотрел на меня, я — на Алешу. Рассказывать правду обо всех злоключениях, которые привели нас в Москву, не стоило. Тем более — рассказывать женщине. Пусть даже такой приятной и гостеприимной.

— Ей лучше не врать, все равно бесполезно, — покачал головой Алеша, видимо, почувствовав мои сомнения. — У Старковой есть особенность. Она понимает абсолютно все. Порой даже слишком. Всегда меня этим пугала, — признался Алеша.