Знаменитость

Но татуированный рокер уже, видимо, вошел в состояние аффекта. Или собирался изобразить ярость на глазах иностранной журналистки. После Алешиной выходки с гитарой наши шансы организовать совместную запись устремились к нулю.

— Момент! — вдруг тоненько воскликнула журналистка. Она повернулась к застывшему с гитарой Алеше и спросила, тщетно стараясь сохранить правильный выговор: — Ви ест Козырной? — ударение снова подвело ее.

В ответ Алеша только еще энергичнее ударил по струнам.

— О-о! Russian folk music? Шансон? Да? — стриженая журналистка мгновенно оказалась возле Алеши и уже энергично трясла его руку приветствием.

— Это у вас, милая, называется шансоном. А у нас просто — блатняк! — попытался отшутиться обескураженный таким напором Алеша.

— Дороти Стаффорд, информационная служба ВВС! — обрадовано представилась девушка. — Вы famous! Знаменитость!..

Вот только рокер, минуту назад дававший ей интервью, совсем не обрадовался этому обстоятельству. Он явно собирался выкинуть нас отсюда. А тут возникала незапланированная проволочка.

— Дороти! Это же похабный жанр! Это вообще не искусство! Пошлятина всякая, — заявил он.

Но иностранная журналистка моментально утратила к нему всякий интерес. Она уже строила глазки Алеше, настойчиво усаживая тощего и сутулого певца перед микрофоном на то самое место, которое только что занимал мощный «гуру».

— Я прошу вас об интервью!.. — разулыбалась девушка, подвигая микрофончик поближе к Алеше.

— Я вас прошу, нет, я вас просто умоляю, сплясать мое последнее танго! — подмигнул в нашу сторону Алеша Козырный, сопровождая слова перебором струн. — Вот дела? На Аргентину это было не похоже… — пропел он, не выпуская из рук гитары, словно это был последний спасательный круг в безнадежной ситуации.

Между тем Борис, набычившись, направился к Маше Старковой. Он встал прямо перед ней и спросил:

— Я тебе говорил, что между нами все кончено?! И не надо за мной бегать все время!

— Это я-то за тобой бегаю? — опешила Маша. — Вот дела!

Мне все меньше нравилось, как эти типы здесь разговаривали с Машей. К тому же, пообщавшись с ней всего пару часов, я тоже начал кое-что понимать. Например, сейчас по ее интонации я понимал, что этот волосатый урод действительно врет, как сивый мерин.

Но они не дали мне шанса вмешаться, ушли в уголок выяснять отношения. Между тем Алеша давал свое первое интервью, причем сразу же — всемирно известному английскому радио. О чем он, похоже, совершенно не задумывался.

— Расскажите о себе! Почему вы поете именно эти песни? И как относятся к вашему творчеству официальные власти и партийные структуры КПСС?

А журналистка-то оказалась ушлой, невзирая на неформальный вид, отметил я про себя.

— Я родом из трудного беспризорного детства. Очень рано пришлось начать зарабатывать себе на хлеб. С пяти лет мы со старшей сестренкой пели на вокзалах и пристанях, — начал рассказывать Алеша, наконец откладывая гитару. — Хорошее было время. Солдатские эшелоны шли через всю страну с запада на восток. Солдаты-победители возвращались из Германии, сирот не обижали, кормили армейской тушенкой. Вот так куются истинно народные певцы. В пятнадцать лет меня приняли в Ленинградскую филармонию. Да, знаете ли — я был там самым молодым артистом, меня считали вундеркиндом…

«Что он плетет?» — подумал я. Смутно представляя себе Алешино прошлое, я все-таки точно знал, что детство у него было вполне благополучное. Даже, кажется, в институт он умудрялся поступить. Словом, бурные события в его биографии, если и происходили, то не так давно. А уж про филармонию — было и вовсе откровенное вранье…

— А почему вы тогда поете подпольные песни, а не выступаете на эстраде?

— Из-за несчастной любви! — выпучил глаза Алеша. — От меня была без ума звезда советской эстрады Эдита Пьеха. И я, надо сказать, платил ей взаимной любовью. Она почти забеременела от меня! Это трагедия всей моей жизни, — потихоньку входил в раж Алеша. — Голубчик! Посмотри — нет ли у нас чего-нибудь выпить? — обратился он, обернувшись к козлобородому.

И тот, как ни странно, полез куда-то в закрома и извлек бутылку водки.

— Не могу вспоминать прошлое без слез, — заявил внимавшей девушке Алеша. — Дело в том, милая Дороти, что у нас в России конец у всякой любви обязательно бывает трагическим…

По ходу интервью Алеша успел зубами сдернуть жестяную крышечку с бутылки. И плеснул водки в стоявшие на столе стаканчики. Себе и корреспондентке. Девушка взяла стакан, чокнулась с Алешей и выпила, после чего поморщилась немного оторопело.

— Так вот, о нашей любви с Пьехой узнал директор филармонии. Похабник и прелюбодей. Ёсиф Моисеевич Шмеерзон его звали. Отвратительный тип! — продолжал сочинять Алеша. — И что же он удумал! Пьеху отправил на БАМ — непрерывные гастроли в тайге в течение года. А для меня он подстроил удивительную подлость. На большом концерте ко дню милиции мне по его приказу намазали микрофон чесноком. А у меня же аллергия на чеснок!.. Давайте, милая Дороти, выпьем, чтобы вы никогда не маялись аллергией!