Они решили уехать из негостеприимной Англии во Францию — широкое поле деятельности авантюристов и шарлатанов. Еще по дороге, в Дувре, познакомились они с каким-то богатым французом, который, посмотрев взором знатока и ценителя на прелестную графиню, решил принять участие в издержках по путешествию супругов. У француза с Лоренцою дело сладилось очень прочно. Долгое время этот француз просто-напросто содержал обоих супругов, так что они катались как сыр в масле, потом француз, надо полагать, постепенно внушил молодой женщине, что не в пример благоразумнее ей бросить своего проходимца мужа, с которым ей ничего, кроме голода и тюрьмы, не улыбается, и жить с ним, человеком богатым и ведущим себя хорошо. Лоренца, подготовленная к такой перемене судьбы усердными наставлениями мужа, рассудила, что ее обожатель вполне прав, и скоро переехала на отдельную квартиру. Но тут Калиостро вдруг стал строгим мужем; он подал жалобу на свою жену и добился-таки, что ее посадили в тюрьму, и там она просидела несколько месяцев, пока обиженный муж не простил ее. После того супруги помирились и стали опять жить совместно, как ни в чем не бывало. Эта история в свое время разгласилась в Париже; ее припоминали во время второго нашествия Калиостро на Париж; но Калиостро упорно отрицал ее, он утверждал даже, что совсем никогда прежде не бывал в столице Франции. Но от первого визита, к сожалению, остались следы в виде долгов, которые супругами не были тогда уплачены и даже принудили их бежать из Франции.
В то время Калиостро умчался в Брюссель, а оттуда двинулся в Германию. Объехав эту страну, он вновь появился на родине и добрался даже до Палермо. Но это была неосторожность; в Палермо он как раз нарвался на своего лютого врага, ростовщика Марано, которого наказал на 60 унций золота. Ростовщик подал на него жалобу и заточил в темницу; но Калиостро живо выпутался с помощью какого-то знатного богача, к которому запасся рекомендательным письмом. Освободившись от уз, Калиостро уехал в Неаполь; там некоторое время он жил уроками, но скоро соскучился и перебрался в Марсель. По пословице — на ловца и зверь бежит, Калиостро тотчас повстречал какую-то богатую старушку, преданную изучению тайных наук; у старушки был давнишний друг-приятель, тоже богач и алхимик; оба, что называется, так и вцепились в Калиостро, и он весьма долгое время упражнялся с ними в варке жизненного эликсира. Наконец оба они надоели ему до смерти, и, чтоб от них отделаться, он уверил их, что ему для варки снадобья нужно добыть что-то, какую-то траву, за которою надо самому съездить куда-то за тридевять земель. Старички дали ему на дорогу каждый по туго набитому мешочку золота.
Объехав юг Испании и мимоходом обобрав в Кадиксе какого-то любителя алхимии, Калиостро вновь появился в Лондоне. Здесь случай свел его с какими-то чудаками, всю свою жизнь посвятившими открытию способа безошибочно угадывать выигрышные номера лотерейных билетов. Калиостро тотчас поведал им, что ему известны такие способы астрономических изъяснений, посредством которых можно угадывать эти номера безошибочно. И как нарочно, первый же указанный им номер случайно выиграл крупную сумму. Конечно, после этого ему невозможно было не верить, и когда он вслед за тем объявил своим чудакам, что умеет делать бриллианты и золото, то они тотчас беспрекословно выдали ему крупную сумму денег на опыты. Не лишена интереса развязка этого дела. Кончилось оно тем, что золотоискатели, поняв, что их одурачивают, подали на кудесника жалобу. Его притянули к суду, но он очень развязно ото всего отперся: никаких он денег не брал, а кабалистикою, точно, занимается, но только лишь для собственного удовольствия и никогда ни с кого за это денег не берет. Билеты с выигрышем угадывать умеет и даже предложил судьям указать номер, который возьмет главный выигрыш в ближайший розыгрыш. Из дела он выпутался благополучно и на этом, кажется, и покончил свой первый период жизни — период мелкого жульничества.
Калиостро, без сомнения, давно уже знал о франкмасонах, но до сих пор как-то не находил нужным остановить на них своего внимания. Теперь же, в Лондоне, он столкнулся с кем-то, принадлежащим к этой секте, и решил сам примкнуть к ней. Он видел Восток сам, вероятно, наслушался о нем немало от Альтотаса и знал, какое обаяние это слово «Восток» производит на любителей чудесного и таинственного в Европе. Его осенила новая мысль; он задумал эксплуатировать человеческую глупость гораздо глубже, по более широкой программе, нежели делал это раньше путем мелких жульнических проделок. Раньше он был чуть не карманником, которому на каждом шагу грозила тюрьма и виселица; теперь он задумал стать тузом, знаменитостью, перед которою склонятся самые гордые и властные головы.