Казанова мимоходом сообщает любопытные замечания об этом городе. В Италии найдется немало городов, где можно пользоваться такими же разнообразными удовольствиями, как в Болонье, но нигде в другом месте эти удовольствия не достаются так легко и не обходятся так дешево. Жизнь там дешева, город опрятный, дома хорошей постройки, на улицах много тени. Но в городе есть одна язва, весьма мучительная для приезжего, — это чесотка. Ее считают местною болезнью и приписывают происхождение воде, вину, воздуху, кому как вздумается. Сами болонцы привыкли к этому отвратительному недугу и любят почесываться; дамы даже кокетничают этим движением ручек, стараясь придавать ему особую грацию.
Из Болоньи Казанова пробрался в Модену. На другой же день явился посланный от губернатора, который рекомендовал Казанове немедленно продолжать свой путь, отнюдь не заживаясь в городе.
Из расспросов у хозяина гостиницы Казанова узнал, что к нему приходил простой городовой (сбир). Казанова обиделся. Неужели губернатор столь мало вежлив, что решается посылать со своими приказами к благородным путешественникам простых будочников? Далее оказалось, что городовой был прислан не губернатором, а bargello, т. е. начальником отряда сбиров. Казанова еще больше обиделся. Этот bargello знал о том, что Казанова бежал из тюрьмы, и, ревнуя о благочинии города, решил удалить из него такого сеятеля соблазна и бунта. Так или иначе, надо было уезжать. Между тем, узнав о затруднении Казановы, к нему заявился какой-то мужчина весьма дюжего сложения и решительного вида. Это был не кто иной, как наемный убийца, bravo. Он предложил Казанове укокошить bargello за весьма сходную плату — 50 цехинов.
— Спасибо, друг, — ответил Казанова. — Пускай это животное умирает своею смертью. Вот тебе скуди, выпей за мое здоровье.
Казанова откровенно признается, что если бы мог положиться на этого bravo, то воспользовался бы его услугами. Из Модены он пробрался в Парму. Здесь он прописался в гостинице под именем кавалера де Сенгаль и потом постоянно носил это имя, присвоив его себе раз и навсегда. По его глубокому убеждению, всякий честный человек может присвоить себе имя, никому другому не принадлежащее, и никто не может у него оспаривать этого права.
Из Пармы Казанова переехал в Турин. Здесь он довольно благополучно жуировал некоторое время, но в один прекрасный день и тут его пригласили в полицию.
— Вы кавалер де Сенгаль?
— Я. Что вам угодно?
— Я призвал вас, чтобы передать вам приказание — удалиться из города не далее, как через три дня.
Казанова забунтовал; он наотрез отказался уезжать. Он обратился к министру иностранных дел; тот расспросил о нем, получил хорошие отзывы и позволил ему оставаться в Турине. Он оставался там с месяц, а затем поехал через Савойю и Лион в Париж, где ему надо было повидаться с маркизою Дюрфэ, той самой старушкой, преданной изучению тайных наук и жаждавшей перерождения, о которой мы уже упоминали.
Старушка приняла его с распростертыми объятиями и, между прочим, рассказала о том, что г-жа Роман, для которой он составлял гороскоп, уже прибыла в Париж, была представлена королю и стала его официальною фавориткою. Гороскоп сбылся в главных чертах. Нечего и говорить о том, что это еще более подняло и без того почти безграничное обаяние Казановы над полоумною старушкою. Тут же Казанова уговорился с нею, что в интересах задуманного ею перерождения ему надо повидаться с кем-то в Аугсбурге, куда он отправится через две недели. А так как в хлопотах о деле придется тратить деньги и подкупать, то он просил г-жу Дюрфэ заготовить заранее в Аугсбурге достаточную сумму денег да побольше разных ценных вещей для подарков: табакерок, перстней, часов и т. п. Все это было, по словам Казановы, необходимо для того, чтобы выкупить из лисабонской тюрьмы какого-то Квирилинта — человека, необходимого для волхвования. Старушка, конечно, свято верила и в Квирилинта, и в необходимость всех этих табакерок; да что же тут удивительного, если она верила в совершенную осуществимость своего возрождения в образе прекрасного молодого человека, рожденного из ее бренных останков под наитием какого-то бесплотного духа?!
Однако Казанове не пришлось пробыть в Париже и двух недель. У него вышла история вроде штутгартской: его завлекли какие-то кавалеры и девицы за город и там стянули у него очень ценный перстень. Он поругался с кавалерами и в последовавшей драке одного из них проткнул шпагою насквозь. Парижская полиция уже знала его давно, и иметь с нею дело вновь Казанове было не особенно приятно. Поэтому он поспешил убраться как можно скорее. Он забежал только к г-же Дюрфэ и, рассказав ей историю, просил ее передать деньги и вещи его слуге, итальянцу Косте. Этот Коста давно у него служил, и Казанова полагал вполне возможным довериться ему. Все ценности и были ему переданы г-жою Дюрфэ, но Коста, не будь дурак, в Аугсбург с ними не поехал, а отправился неизвестно куда.