Знаменитые мудрецы

Философ поистине народный, Григорий Саввич Сковорода стремился облечь древнюю мудрость и христианскую мораль в общепонятную форму. Отсюда в его произведениях множество сказочных образов – птиц, животных, рыб, насекомых, растений, – обилие притч в христианском духе.

Вместе с тем это был человек образованный, эрудированный, в совершенстве владевший латынью, древнегреческим, немецким, русским и, разумеется, украинским языками, досконально изучивший сочинения Платона, Плутарха, всех стоиков, а из новых философов – Лейбница, Декарта, Прокоповича, Ломоносова.

Мыслитель глубоко христианский, Сковорода исповедовал веру в том виде, в каком ее отстаивали «отцы церкви» Тертуллиан, Климент Александрийский, Ориген, Аврелий Августин.

И, наконец, еще одна особенность философии Сковороды, о которой исследователи его творчества редко вспоминают, – склонность к мистическому созерцанию, что особенно проявилось в религиозно-философских трудах.

Родился Григорий Саввич Сковорода 3 декабря 1722 г. в с. Чернухи Лубенского округа Киевского наместничества в семье малоземельного казака. Отец и мать его были людьми набожными, отличавшимися гостеприимством, добротой и милосердием. К чтению божественных книг был приучен с детства и сам Григорий. Кроме того, он увлекался музыкой, естественными науками, языками. Эти способности проявились и в Киево-Могилянской академии, куда отец отдал Григория по его собственному желанию. Природные дарования и прекрасный голос студента не остались незамеченными. В августе 1742 г. в соответствии с царским указом «О наборе певчих в придворную капеллу» он вместе с другими музыкально одаренными студентами был отправлен в Санкт-Петербург для участия в хоре императрицы Елизаветы. Правда, в Санкт-Петербурге пробыл недолго и, возвратившись в академию, продолжил учебу. Вскоре, однако, Сковорода понял, что науки, преподаваемые в Киеве, никак не отвечают его потребностям в знаниях. В 1750 г., накануне завершения курса обучения он оставил стены академии, приняв предложение русского генерала Вишневского сопровождать его по европейским странам.

Три года длились странствия Сковороды. Он побывал сначала в Венгрии, затем в Вене и других культурных европейских центрах. Вернулся Сковорода, как писал его первый биограф М. Ковалинский, «наполнен ученостью, сведениями, знаниями, но с пустым карманом, поэтому проживал у приятелей и знакомых». С этого момента и начались скитания Сковороды по Украине и России. Исходил он немало славянских городов и деревень, останавливался же у тех, кто приглашал его просто пожить либо в качестве домашнего учителя.

Преподавательской деятельностью Сковорода занимался и в различных духовных заведениях, но без особого успеха. Один переяславский епископ, к примеру, предложил ему место учителя поэзии. Григорий Саввич добросовестно составил руководство к поэтическому искусству, познакомившись с которым епископ пришел в негодование: он нашел учебную программу Сковороды странной и полностью противоречащей общепринятым поэтическим канонам. Дело дошло даже до суда в Консистории, где Сковорода заявил, что составил свои рассуждения по всем правилам поэтики, прибавив к своей речи латинскую пословицу «Alia res sceptrum, alia plectrum», то есть «Одно дело пастырский жезл, а другое дело – пастушья свирель».

После таких слов разгневанный епископ повелел Сковороде убираться из училища. В докладе Консистории служитель церкви сделал приписку: «Да не живет среди моего дома творящий гордыню».

Это было далеко не последнее испытание твердости духа украинского мыслителя. Знал он и наветы, и клевету, и обвинения в богохульстве. Одно из самых странных обвинений касалось ересей. Духовные отцы утверждали, что Сковорода осуждает употребление мяса и вина, с презрением отзывается о золоте, серебре, драгоценностях, дорогих вещах. «Бог, – уверяли пастыри, – ничего вредного не сотворил, а потому Сковорода – самый что ни на есть последовательный манихейский ученик». Кроме того, по словам священников, «он удаляется в пустынные местности, чуждается людей, не имея любви к ближнему. А это верный признак человека мизантропического, то есть человеконенавистнического склада».

На это Сковорода с достоинством отвечал: «Несправедливо почтили меня за манихея, как и недостойно за человеконенавистника и ругателя даров Божиих. Когда Бог определил мне в низком лице быть на театре света сего, то должно уже мне и в наряде, в одеянии, в поступках и в обращении со степенными сановными, знаменитыми и почтенными людьми наблюдать благопристойность, уважение и всегда помнить мою ничтожность перед ними. Клеветники мои если бы приписывали обыкновенные слабости или пороки, то сносно было бы мне; но сии языковредные, представляя меня развращающим нравы, делают меня еще душегубителем, то есть еретиком».