«Они пришли в ярость и кричат все вместе на ухо друг другу. Свет погас. И в полной тьме крики слышатся во все ускоряющем ритме: „Иди туда! Иди сюда! Не ходи туда! Иди сюда! Не ходи туда! иди сюда! Не ходи туда! Иди сюда!“ Вдруг все стихает. Врубают освещение. Г. и г-жа Мартен сидят так же, как сидели Смиты в начале пьесы. Пьеса начинается вновь, Мартены произносят те же самые реплики, которые произносили Смиты в первой сцене. Занавес медленно опускается».
Театр абсурда иногда называют еще «Иррациональным театром», в нем Ионеско изображает человеческую жизнь как кошмарный сон, вещи — как загадочные символы, смешивает живое и мертвое, плоско-обыденное со сложно-аллегорическим, драматург часто подчеркивал, что не он изобретатель абсурда, что элементы абсурда были в произведениях Шекспира, Гоголя и Достоевского, у Кафки, Фолкнера и Джойса, на полотнах Малевича, Кандинского и Шагала. «Творчество, — утверждал Ионеско, — не есть серия ответов, оно есть серия вопросов, оно не объяснение, оно есть требование объяснения…»
В одном из интервью Эжен Ионеско говорил: «Мы — Беккет, Адамов и я — создали „трезвый“, „искушенный“ театр, драматургию без иллюзий. Эта драматургия выводила на сцену „голое“ человеческое существование, то есть чистейший экзистенциализм. При этом мы особое внимание обращали на язык. Мы убивали слова, их пустую лозунговость, их идеологию — убивали буржуазный театр. Сначала я считал, что театр призван выражать живые эмоции. В моей первой пьесе „Лысая певица“ текст служит только опорой, поддержкой для эмоций, но постепенно слова становятся бессмысленными, они взрываются. Позднее я писал и более традиционные пьесы…»
Говоря об истории мирового театра, Ионеско подчеркивал, что он постоянно деградирует. «Во времена Расина театр играл важную роль. В театре была Любовь. Люди умирали от любви. В XIX веке в театре тоже была любовь. Но с XIX века в театре стали говорить о ней часто с насмешкой. Ирасинианская любовь превратилась в адюльтер…» Что, кстати, мы с вами и наблюдаем сегодня. Вместо любви сплошное тяготение тел. Или секс — как лекарство от скуки.
Ионеско — выразитель самой важной проблемы — эксзистенциальной проблемы человека: его отчаяния, трагизма его судьбы, смехотворности его судьбы, абсурдности его судьбы.
В пьесе «Стулья» (ее не раз в последние годы ставили на российской сцене) представлена история двух стариков, которые живут на маяке на пустынном острове. Чтобы как-то развеять скуку своего существования, они организуют у себя «прием». К ним, естественно, никто не приходит. Но старики ведут себя, словно к ним являются гости, все новые и новые люди, и они приносят для них все больше и больше стульев. В конце концов стулья заполняют всю сцену и он становится причиной гибели героев пьесы. Таков вот сюжетец.
В пьесе Ионеско «Жертвы долга» мещанская чета — Шубер и его жена Мадлен — мирно коротают вечер. Внезапно появляется полицейский, разыскивающий привратницу. Тронутые молодостью и скромностью полицейского, супруги приглашают его к себе, угощают кофе. Обласканный гость постепенно превращается в тирана и палача. Он начинает допрашивать Шубера по поводу того, как писалось имя прежнего жильца этой квартиры — Малло (Mallot) с буквой «т» или «д» в конце. Шубер никогда не знал Малло, но детектив ему угрожает, и измученный Шубер наговаривает на себя. Следует ряд превращений, наконец появляется новый персонаж Николай, он убивает детектива и сам выполняет функцию полицейского и тоже становится «жертвой долга». А долг по своей сути абсурден: кому нужна правда об орфографии фамилии Малло?!..
Я специально кратко рассказываю содержание нескольких пьес Ионеско, ибо не всем читателям удастся посмотреть их на сцене, некоторое представление о них надо иметь (пьесы Ионеско тоже входят в культурный багаж интеллигентного человека).
«Жертвы долга» — это притчевый рассказ о том, что любой долг перед обществом лишен смысла, как «проблема Малло». Выполнение всякой обязанности перед каким бы то ни было «законом» социальной жизни связывает, унижает человека, умерщвляет его мозг, примитивизирует чувства, превращает мыслящее существо в автомат, в робота, в полуживотное. Так случилось и с робкой женщиной Мадлен, которая считала, что люди должны быть «хорошими гражданами», «подчиняться законам», «выполнять свой долг», «иметь чистую совесть», и с независимым Шубером, который дал себя обмануть мнимой мягкости носителя закона — полицейского, а потом был сломлен и духовно умерщвлен его беспощадной жестокостью, и даже с Николаем, который убил «закон», но сам не смог освободиться от гипнотической власти его традиций. Власть всегда при помощи пропаганды и опираясь на законы стремится поставить человека ниже себя, унизить его, растоптать, довести до состояния послушного и покорного, или, как мы говорим сегодня: зомбировать каждого члена общества, каждого избирателя.