Знаменитые русские о Венеции

В Венеции, как и в иных городах Италии, надо уметь жить с самим собою. Сколь ни могущественны впечатления внешние, они все, вполне или вполовину, задумчивые призраки; нужно известное напряжение ума тому, кто хочет предаваться чудесам, его обступающим, и постигать их говор. Италия представляет обширное поле для дум, поручая вам самим труд – возделывать его по воле; она не требует у наблюдателя ни пощады, ни сострадания: ей ли заботиться о его суде, ей, столько раз побежденной, так долго попираемой и доселе не узнанной. В пренебрежении к мнению путешественников отзывается скорее гордость, нежели забвение; молчание удрученного народа красноречиво, и действительно, что можно, с одной стороны, присовокупить к похвалам, расточаемым Италии веками, с другой – к оскорблениям, коих она стала жертвой? Какое величие в прошедшем сравнится с ее величием, но, в то же время, какой скорби, какого унижения недостает ей?.. Венеция прекрасная, богатая, могущественная, самовластительная; Венеция, ныне страждущая, обобранная и подвергшаяся оскорблениям времени более жестоким, нежели иго ее победителей… Половина Европы сделалась данницей города, рожденного из лона лагун; ничто не останавливало исполинского честолюбия горсти людей, трепетавших перед излишеством собственного могущества; когда же издалека валил флот Левантский, нагруженный сокровищами мира, тогда забывались жертвы глухой, непреклонной тирании: целая Венеция увешивалась флагами при воплях народа, упоенного радостию и располагавшего, по воле, всею роскошью, всеми богатствами земли… Там умирали тихомолком, но жили шумно.

С. С. Уваров. Рим и Венеция в 1843-м году

. Дерпт, 1846, с. 41.

Большой канал в Венеции. С картины М. Мариески.

П. Вяземский

1853

Что сказать тебе о Венеции, чего бы ты не знал, чего не знал бы каждый? Мне она очень нравится. Я наслаждаюсь тишиною ее, болезненным видом, унылостью. Пышная, здоровая, могучая, шумная, может быть, менее нравилась бы она мне. На праздник можно заглянуть мимоходом и порадоваться, но вечно праздновать – скука смертельная. Я почти благодарен австрийцам, которые угомонили этого льва и эту львицу. Париж несносен мне своим ежедневным тезоименитством, вечным именинным пирогом и вечными шкаликами во изъявление всеобщей радости. Там нет будней, а будни нужны моим нервам, нужен отдых, полусвет. Здесь есть праздник, но праздник природы: небеса и море, живые картины, а для охотников – мертвые, которые стоят живых.

Письмо А. Я. Булгакову, 19 сентября 1853 г.

А. Герцен

1867

Великолепнее нелепости, как Венеция, нет. Построить город там, где город построить нельзя, – само по себе безумие; но построить так один из изящнейших, грандиознейших городов – гениальное безумие. Вода, море, их блеск и мерцание обязывают к особой пышности: моллюски отделывают перламутром и жемчугом свои каюты. Один поверхностный взгляд на Венецию показывает, что это – город, крепкий волей, сильный умом, республиканский, торговый, олигархический, что это – узел, которым привязано что-то за водами, торговый склад под военным флагом, город шумного веча и беззвучный город тайных совещаний и мер; на его площади толчется с утра до ночи все население, и, молча, текут из него реки улиц в море. Пока толпа шумит и кричит на площади Св. Марка, никем не замеченная лодка скользит и пропадает – кто знает, чтó под ее черным пологом? Как тут было не топить людей возле любовных свиданий? Люди, чувствовавшие себя дома в Palazzo Ducale, должны были иметь своеобразный закал. Они не останавливались ни перед чем. Земли нет, деревьев нет – что за беда! Давайте еще больше резных каменьев, больше орнаментов, золота, мозаики, ваянья, картин, фресок.

Тут остался пустой угол – худого бога морей с длинной мокрой бородой в угол! Тут порожний уступ – еще льва с крыльями и с Евангелием св. Марка! Там голо, пусто – ковер из мрамора и мозаики туда! Кружева из порфира туда! Победа ли над турками или Генуей, папа ли ищет дружбы города – еще мрамору, целую стену покрыть иссеченной занавесью и, главное, еще картин. Павел Веронезе, Тинторетто, Тициан, за кисть, на помост! – каждый шаг торжественного шествия морской красавицы должен быть записан потомству кистью и резцом. И так был живуч дух, обитавший эти камни, что мало было новых путей и новых приморских городов Колумба и Васко да Гама, чтоб сокрушить его. Для его гибели нужно было, чтоб на развалинах французского трона явилась “единая и нераздельная” республика и на развалинах этой республики явился бы солдат, бросивший в льва по-корсикански стилет, отравленный Австрией. Но Венеция переработала яд и снова оказывается живою через полстолетия. Да живою ли?..

А. И. Герцен. Venezia la bella 1867. Былое и думы

// Собрание сочинений в 8 тт. М., 1975, т. 7, с. 443–444.

П. Перцов

1897